Эффект плацебо

Глава 11

Грета о'Нил. Мое имя. Я смотрю на свои руки: кожа на ладонях и пальцах сухая и потемневшая. Потрескавшаяся корка рябит перед глазами.

Лиза Хэтфилд. Мое имя. Насчитываю порядка пяти болячек. Когда нервничаю, начинаю отколупывать сухую кожу, сдирая ее до крови. А нервничаю я постоянно.

Кит. Девочка-кит. Мое имя. Болячка пересекает линию жизни. Смешно и грустно одновременно, как будто я сама создаю сложности на своем пути. Кажется, вроде бы линия жизни у меня длинная, на всю ладонь, ровная и красивая, но пальцы другой руки нервно скребут кожу. Не ровная и не красивая. Не Грета, не Рита, а Кит.

Меня назвали так из-за татуировки на моей руке, ведь никто не замечает, что могучий кит несется за совсем маленькой рыбкой. И я – та рыба. Все видят кита и улыбаются.

«Как красиво», – говорят они.

«Она настоящая? Можно потрогать?» – говорят они.

«Ты мало говоришь», – они смотрят на меня и ждут чего-то. Но потом быстро забывают обо мне, и снова говорят, говорят, говорят.

Да, я пьяна. Алкоголь делает мою голову тяжелой, приходится подпирать ее одной рукой, пока второй я пишу все это. Мой дневник – единственное, что осталось со мной спустя столько лет. Я пролистываю и вижу все, что писала с самого момента рождения Кита. Я вижу вопросы. Вся страница усыпана знаками вопросов, и я смеюсь, тихо и пьяно, когда перечитываю их. Если?.. Когда?.. Почему?.. Что?.. Все как в той песне [1].

Глупая, глупая Грета. Девочка, которой больше нет и никогда не существовало вовсе.

История циклична, она повторяется снова и снова. Пробегаю взглядом по буквам, выведенным, сидя в порту после заката у уличного фонаря, вижу незнакомые мне имена: Чак, Люси, Хьюстон, Серый, Черри.

Черри. Мулат, человек мира, который не знал языка, на котором мы все разговаривали, но все равно общался с нами. Он был нам брат. Брат, который не говорит.

Сейчас я – Черри, ведь история повторяется.

Я зависла в этом странном месте больше, чем на год. Томас оставил меня. Томас – предатель, о котором я больше не хочу вспоминать. Но Томас – моя единственная надежда, о которой я вспоминаю каждый божий день. Мне бы хотелось, чтобы в моем мире, моем дивном новом мире больше не существовало ни Томаса, ни кого бы то ни было. Мне нужно выживать, а не думать о людях.