Свет в темноте

Глава Третья

За окном было темно. Снежинки плясали в безумном хороводе, ветер заунывно выл. В очаге тихо потрескивали поленья. Мина дрожала, не то от страха, не то от холода, не то от терзавших её ощущений.

Хансоль на мгновение затих, однако рука его не останавливалась, и он всё гладил её по волосам.

— Я и так люблю тебя, милая девушка, — едва слышно произнёс он. — Ты — дитя Божье, а я люблю каждого человека, зверя и… — Он нежно потёрся щекой о её макушку. — Мне хоть и приходится убивать, чтобы выжить, но такова жизнь, полагаю. Все мы грешны. Я убивал зверя лесного ради мяса и шкурок. Господь простит меня за это, мой грех — грех лишь человека, который хочет есть. А ты, Мина. Ты грешна?..

Мина чувствовала его запах, тепло, и просто хотела слиться с ним, стать единой с этим странным юношей, который, быть может дух. Инкуб, который решил соблазнить её, невинную. Иначе, почему чувствует она себя так странно, будто… Будто желает его? Будто и в правду грешна…

— Я… Отец говорил, что мы от рождения грешны.
— Но если мы греха не совершали, то как мы можем грешниками быть?
— Хансоль, не знаю… Бог говорит, мы все грешны. И мною демон овладел.
— Господь с тобой… О чём ты?

Холодный пот устилал её лоб. Девушка закрыла глаза и крепче обняла юношу за талию.

— Нельзя мне трогать тебя, но что я делаю?.. Господь видит, чего я желаю, и накажет меня. Я ночи не переживу. Не мёртвые, так Дьявол заберёт меня к себе. Я Богу не нужна. Я нечиста лишь в мыслях, но это хуже. Я мыслила о дурном, таком дурном, Господь, прости меня…

— Мина… — Хансоль сочувственно взглянул на неё, затем взгляд его сделался будто стеклянным, и он уставился в одну точку впереди. Он не выпускал девушку из своих объятий, будто она – его дитя, и начал говорить:
— Отец мой прибыл из Англии. Он — пилигрим с Востока, но принял веру в Бога. И долго жил среди чужих ему людей, и вместе с теми, кто близок был ему душой и мыслями, осуждал несправедливые законы Церкви.
— Сказал ты мне, священником он был. Я не права?
— Нет, верно всё. Просто… Понимаешь, слепо следовать законам, имеющим в себе лишь смысл без смысла, глупо. Не должна быть вера в Бога алчной, нельзя купить ни честь, ни совесть, и не добродетель. Быть может, Бог имеет все богатства мира, но человек — отнюдь. Служенье Богу — цель простая, без изысков и излишеств. Тратить средства на церкви и храмы, чьи фасады украшены золотом, а слуги Божьи одеты подобно королям — негоже. И мой отец был против праздности и лицемерия средь тех, кто Бога любит.
— Но он уехал.
— Да. Королю, которому был мил лишь блеск проклятого золота, не нужны изменения, к тому же власть так потакала Церкви, что сама ей покорялась. Так, пилигримы покинули Англию и двинулись сюда.
— И получилась Новая?..
— Новая. Но путь тернист, ты знаешь… Измученные долгими странствиями, душа человека обозлилась. Отец мой остался в своих убеждениях стойким, и трудности не сломили его дух. Не смог он быть среди собратьев бывших. Часть их погибла, часть — обезумела. И он подался к западу от мест тех.
— Что там?..
— Новый Амстердам. И там…
— Его не приняли?
— Ну, поначалу всё было неплохо. Его любили за стремленье жить по Божеским законам, он людям помогал и в их сердца вселял надежду. Так мама говорила.
— А с мамой что?
— … С отцом они на рынке повстречались. Она с ним разделила мысль о вере и о том, что человек — всего лишь человек, но разве должен он страдать за то, что родился в грехе? И грех ли это — быть рождённым вовсе? Не верю в это. Не могу поверить. Дурного я не сделал ничего. Но… Не все были такие, как те, кто дал мне жизнь.
— Их осудили.
— Осудили. Пришлось уйти. Туда, где я сейчас… Да. Ведь мой отец — чужак с Востока, а мать почти колдуньей называли. За то, что не такая, как другие женщины. Была она без мужа много лет, за что шептались за её спиной, мол, ведьма. Как хорошо что странностей вокруг неё не происходило... Нет, не ведьмой мать моя была. Просто... не хотела мама жить с мужчиной, кто будет злым к ней, как случилось это с матерью её. Как с каждой женщиной несчастной. Несправедливо всё произошло.
— А что случилось, когда родился ты?
— Всё было хорошо. Я был совсем ещё ребёнком, когда отец забрал нас. И помню поселение немного. Не поселенье это, целый город, но всё ж посёлок. Тогда приехали сюда, пятнадцать лет тому назад. И славно жили мы, но мама чахла почему-то. Пришёл тот день, когда она…
— Не надо.
— … Отец тогда был безутешен. И через год ушёл охотиться на волка, что крал овец у нас. И не вернулся больше.
— Как думаешь, погиб?
— Не знаю. Не буду думать. Думал слишком много, милая Мина. А ты? В чём жизнь твоя была до… нашей встречи?