Расул Гамзатов. Горянка

***

Вдоль тесных, извилистых улиц,
Где пряжей повис полумрак,
Идет Асият, не сутулясь,
И легок уверенный шаг.

В глазах ни тоски, ни испуга,
Все это уже позади.
Коса, заплетенная туго,
Привычно легла на груди.

Могу вам сказать по секрету,
Что страх не прочнее стекла,
И, как вдохновенье к поэту,
Решительность к Асе пришла.

И девушка вдруг ощутила:
Она спасена потому,
Что душу наполнила сила,
Как будто солдату тому,

Который, в бою не без проку
Истратив последний патрон,
Увидел сквозь дым: на подмогу
Резервный спешит батальон.

У школы на миг задержалась,
Откинула косу назад.
И молвила школа, казалось:
«Ты помни меня, Асият.

Звонки мои помни, уроки
И мудрость моих дисциплин.
Стихов полюбившихся строки,
Костры пионерских дружин.

Запомни, что в самом начале
И после, когда подросла,
Ты первой по списку в журнале,
Алиева Ася, была!»

Ни звука. Закрыты калитки,
Идет не спеша Асият.
И Пушкин в крылатой накидке
Горянку приветствовать рад.

Пред нею за смелость в награду,
Взволнованный и молодой,
Зажег он легко, как лампаду,
Зарю над вершиной седой.

Махмуд, в ее думы вникая,
Сказал, улыбаясь слегка:
«В мужья не бери, дорогая,
Со сломанным рогом быка».

Все тихо, как перед грозою,
И вновь, головы не клоня,
Кричит из Петрищева Зоя:«Ровесница, глянь на меня!»

Мятежной Испании совесть,
Солдата погибшего мать,
Ее обнимает Долорес
И шепчет: «Нельзя отступать!»

Упала звезда, догорая,
Дошла Асият до угла.
Платочком очки протирая,
С ней Крупская речь повела.

Промолвила: «Многое очень
Тебе еще надо постичь.
И Асе Алиевой хочет,
Как дочери, верить Ильич...»

Короче становятся тени,
Ложится горянка в кровать.
И сладких, как мед, сновидений
Хочу ей сегодня послать.