— Малой, ты бандану завязал? — спросил Антон, завязывая свою вокруг шеи. Сколько себя помню, он всегда звал меня «малой», словно имени у меня не существовало вовсе. Поначалу меня это жутко злило, но со временем я привык. Как привык к его манипулированию мной и побоям.
Я стоял у окна нашей спальни, глядя на горевшие возле дороги фонари. Недавно прошёл дождь, отчего их мягкий свет отражался от мокрого асфальта. Повернувшись к брату, я указал на чёрную, в мелкий красный крестик бандану, повязанную на моей шее.
— Мы используем их не по назначению, — заметил я, надевая капюшон чёрной толстовки на голову. — Ты знаешь, что первоначально они использовались ковбоями, которые, так же как и мы, закрывали ими рот и нос? Только вот не для того, чтобы их не узнала девушка по несчастью оказавшаяся у нас на пути, отдавшая тебе серьги и цепочку с кулоном, а для того чтобы не задохнуться пылью, при перегоне скота.
— Заткнись! — миролюбиво отозвался Антон. — Я тебе не говорил, но с сегодняшнего дня, у нас появилась постоянная работа?
— Боюсь предположить какая, — глядя на его довольную физиономию, сказал я.
— Стабильная, Малой. Больше никаких тёток с их сумками, и мелочью в кошельках. Да и золото приходиться сдавать за копейки.
Я совру, если скажу, что не обрадовался этой новости. Грабить беззащитных девушек и женщин занятие не из самых приятных. Большинство из них прибывали в шоке, завидев остро заточенную «бабочку» в руках Антона (к ножам он питал нечеловеческую любовь), и быстро не говоря лишних слов, отдавали всё, что от них требовали. Но попадались те, чья психика не выдерживала, Антон таких называл «истерички». Они рыдали, пуская слюни и сопли, и при виде «бабочки», теряли рассудок, не в силах снять серьги. Здесь в дело вступал я, проделывая всё своими руками. Снимал серьги, браслеты, цепочки, доставал имевшуюся наличность из кошелька, пока Антон держал лезвие «бабочки» в нескольких миллиметрах от шеи «истерички», занимаясь самолюбованием. Не будь меня рядом, он бы рвал девушкам мочки ушей, сдёргивая украшения одной рукой. Но я так не мог. Я вообще не желал этим заниматься. И конечно, я обрадовался, заслышав подобные новости, только вот шестое чувство подсказывало, что работу Антон нашёл не на бирже труда.
— И чем ты собираешься заниматься? — спросил я.
— Ну, во-первых, не я, а мы! А во-вторых, если всё пойдет гладко… — «Опять это ЕСЛИ», — подумал я. — … то мы будем иметь приличный заработок! — Антон накинул капюшон на голову, повернулся к дверям спальни.
— Так, что за работа? — не унимался я.
— Расскажу по дороге. А сейчас поторопись. Я не хочу опоздать в первый же день.
Мы живём в пятиэтажке не самого лучшего района города, где желательно не выходить из квартиры после десяти вечера, если конечно не хотите нарваться на парней вроде Антона.
Когда мы вышли из подъезда, во дворе не было ни души. В воздухе пахло сыростью и свежестью, на чёрном асфальте проглядывались небольшие лужицы. Небо прояснилось, обещая к утру солнечный жаркий день.
— Куда идём? — спросил я у брата.
— В частный сектор, — лукавая улыбка расцвела на его лице.
— Только не говори, что собираешься залезть в один из домов, — испугался я. — Если нас поймают, тебе не отделаться малолеткой. Они обязательно дождутся твоего совершеннолетия, тем более ждать придется совсем немного.
— Малой, я чё, дурак туда один лезть? Никого я грабить не собираюсь. Сказал ведь уже, завязал я, — Антон достал из кармана толстовки пачку «Уинстон», вынул из неё две сигареты. Одну зажал между губ, вторую протянул мне. Я не сторонник курения, считаю, это абсолютно бесполезным занятием, но благодаря брату, курю уже два года, и это притом, что мне всего лишь пятнадцать. Прикурив сам и дав прикурить мне, он спрятал сигареты обратно в карман и сказал: — Мы идём к нашему новому знакомому. Если всё сложиться удачно, будем наведываться к нему достаточно часто. Так что привыкай.
Привыкать к чему? К тому, что у меня появиться новый знакомый? Или к тому, что нам придётся частенько наведываться к нему в гости? Я так и не понял, но спрашивать у брата не стал. А спросил совсем другое:
— Так что за работа?
— Типа Санта- Клауса. Будем приносить людям счастье, только в отличие от бородатого толстопуза не раз в год, а каждый день, — он рассмеялся, выдыхая сигаретный дым.
— И что это за счастье такое? — уже подозревая, о чём идёт речь спросил я, отшвыривая недокуренную сигарету большим и указательным пальцами.
Мы перешли через дорогу и направились в небольшой парк, в котором однажды избили и ограбили пьяного мужика. Помню, он быстро потерял сознание, и когда мы уходили, лежал неподвижно. Иногда мне кажется, что мы убили его. Но я утешаю себя, мыслю, будь он мёртв, его бы обязательно нашли случайные прохожие, и вызвали полицию. И тогда новость о насмерть забитом мужике непременно попала бы в местные газеты, которые я просматриваю каждую неделю. Я его не трогал, но и не помог.
— Экстази, Малой, — почти на распев произнёс Антон.
Я остановился.
— Ты спятил?! — моему возмущению не было предела. — Ты хоть понимаешь, что тебе светит? От трёх до десяти! Это не сумку забрать, а потом по неосторожности и хорошем адвокате, получить условку. Это НАРКОТИКИ!
Антон шлёпнул меня ладонью по лицу. Без злобы, просто, чтоб напомнить кто я, и кто он.
— Пошли, — приказал он, отвернулся от меня и двинулся дальше. Я поплёлся следом. — Не делай из меня идиота, — не глядя в мою сторону, спокойно продолжил он. — Я прекрасно знаю о риске. Но так же знаю, что ничего сложного в сбыте «веселья» нет. Представь. Мне дают маленький пакетик с «витаминками», которые, между прочим, стоят рублей по семьсот каждая!
Мы вышли из парка, перешли маленькую речушку, по деревянному мостику. Впереди, метрах в двадцати виднелись крыши домов. Антон всё это время молчал, будто что-то обдумывал. Когда мы спустились на дорогу, ведущую к жилым домам, он закрыл рот и нос банданой, вновь заговорил.
— Подними бандану, не хочу, что бы нас кто-нибудь увидел. — Я тотчас отреагировал, натянув её на нос. Бросив на меня одобрительный взгляд, он продолжил: — Мы с тобой идём в ночной клуб, конечно без транспарантов «Кто хочет веселья, идите к нам!», аккуратно распространяем дурь и возвращаемся спокойненько домой. Десять процентов от выручки наши. Если, мы продадим двадцать «витаминок»… — он замолчал, потирая лоб кончиками пальцев.
— Четырнадцать тысяч, тысяча четыреста наша, — посчитал я за брата. — Разве оно того стоит? — мысленно примиряя на себя тюремную робу, выкрикнул я.
— Где ты ещё заработаешь полтора рубля за ночь, просто болтаясь в ночном клубе? — отозвался он.
— Не просто болтаясь. Полтора рубля и десять лет, Антон! — Я попытался вразумить брата. Но он меня не слушал, наверное, представлял, как продаёт пятьдесят или сотню таблеток за ночь, высчитывал процент.
Мы остановились возле небольшого двухэтажного домика из красного кирпича. Он стоял в начале дороги. Из-за высокого железного забора, виднелись окна второго этажа, в одном из них горел мягкий жёлтый свет. Окно закрывала штора, и я не мог видеть, что за ним происходит. Но зато мог представить, что собственно говоря, и делал.
Воображение нарисовало уютный, дорого обставленный кабинет, обязательно с кожаным диваном и массивным письменным столом из красного дерева, за которым сидит толстый лысый мужик. В одной руке у него дорогая кубинская сигара, в другой бокал с виски. А ящички его письменного стола до отказа забиты маленькими таблетками экстази. Бред. Кто станет держать у себя в кабинете столько наркотиков?
— Жди меня здесь, — велел Антон, оставляя меня на углу кирпичного дома. Сам прошёл к воротам. Нажал кнопку домофона. Спустя несколько секунд ему ответил мужской голос, я не смог разобрать слов, слишком тихо он говорил, а может и вовсе шептал. — Это Антон, — как можно тише сказал брат, из-за чего я понял, что голос из домофона спросил, кто к нему пожаловал? Дверь, издав тихое попискивание, открылась. Антон, словно шпион, скользнул внутрь.
Его не было девять минут. Что он делал там всё это время, можно только догадываться. Я же ходил по обочине дороги, пиная маленькие камушки, прислушивался к звукам на улице. Мне казалось, что едва Антон выйдет за ворота дома из красного кирпича, из кустов выскочит отряд ОМОНа, или кто там обычно производит захват? В общем, здоровые парни в чёрных масках и с автоматами наперевес, уложат нас с братом на землю, обязательно лицом вниз, при этом, не забыв, заломить руки за спину. Но когда Антон покинул дом и появился на плохо освещённой улице, никто не выскочил из кустов, и не пытался «повязать» нас.
— Всё, Малой, едем в клуб, — сказал он, приближаясь ко мне.
— Антон, я не хочу этим заниматься, — признался я, зная, что в любой момент может прилететь подзатыльник.
— Опять? — процедил он сквозь зубы.
— Ну, это серьёзно! — стоял я на своем, хотя заметил, как дрожит собственный голос.
— А с баб золото снимать было не серьёзно!? — он начинал нервничать. Я хотел сказать, что грабил девушек также благодаря его инициативе, но промолчал. Наш спор ни к чему хорошему не приведет. Я всё равно пойду с ним, только возможно с разбитым лицом.
Мы вернулись тем же путем через парк на дорогу, которая отлично просматривалась из окна нашей с братом спальни. Подошли к автобусной остановке, он вызвал такси, затем сел на деревянную скамейку под навесом остановки. Закурил. Я же остался стоять у дороги, разглядывая тёмное окно нашей комнаты. Как бы было здорово оказаться сейчас там, в постели.
— Тебе ничего делать не придется, — вдруг сказал Антон. Я обернулся. Он поднялся со скамейки, подошёл ко мне, смачно сплюнув на асфальт. — Как обычно будешь стоять на шухере. Ну, знаешь, чтобы не нарваться на мусоров. — Он обнял меня за плечо, крепко сжимая его пальцами, я вздрогнул.
Из-за поворота показался белый «Рено» с чёрными шашечками на баках. Он подъехал к остановке, остановился, на мгновение, ослепив нас фарами. Антон подтолкнул меня к машине. Открыв заднюю дверцу, со стороны водителя, он пропустил меня вперёд, затем сел сам. Водитель тронулся с места, я ещё раз взглянул на окно нашей спальни. Что сделает мать, если нас поймают за продажей «витаминок»? Я улыбнулся. Превратит нашу комнату в рабочий кабинет.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
За всё приходится платить
Historia CortaМне пятнадцать. Мой брат старше меня на два года, и я ненавижу его. Мой брат монстр, склонный к насилию. Он деспот и тиран, имеющий надо мной власть. Самое печальное, что я не в силах что-либо изменить.