Продавец грез

Если бы я мог повернуть время вспять

После описания и интерпретации истории огромного дома учитель с большим воодушевлением изложил свои последние идеи. И он снова не стал превозносить свое «я», а заговорил о своей незначительности. Опять обратился к поэзии, прозвучавшей как глас вопиющего в пустыне. Устремив взгляд в пустоту, словно находясь где-то далеко-далеко, он вновь привел нас в замешательство. Он установил неформальную связь с неизвестным мне Богом. Забыв о том, что находится на большом стадионе, заполненном людьми, он воскликнул:

— Бог, кто Ты такой? Почему Ты прячешь свое лицо под покровом времени и не порицаешь мои безумные поступки? Мне не хватает знаний, и Тебе это очень хорошо известно. Ногами я ступаю по поверхности земли, однако же умом я лишь касаюсь поверхности знаний. Я смертельно ранен высокомерием, полагая, будто что-то собой представляю. Даже до такой степени, что когда я говорю, что чего-то не знаю, я показываю свое высокомерие тем, что знаю хотя бы то, что ничего не знаю.

Сказав это, он опустил глаза, быстро посмотрел на руководителей, ненавидевших его, потом взглянул на первые ряды и произнес глубокомысленную речь, каким-то волшебством проникшую в самые дальние уголки наших душ.

— Жизнь чрезвычайно длинна для того, чтобы успеть совершить множество ошибок, но на удивление коротка для того, чтобы просто прожить ее. Осознание краткости жизни приводит в замешательство мои нейроны и показывает мне, что я являюсь путником, мерцающим на поворотах судьбы и рассыпающимся в прах с первыми лучами времени. В этот короткий промежуток между мерцанием и разрушением я иду, чтобы понять, кто я такой. Я искал себя во многих местах, но нашел в одном безымянном месте, в месте, где освистывания и аплодисменты — суть одно и то же, в единственном месте, куда нельзя попасть без нашего позволения, в том числе и нам самим. Ах! Если бы я мог повернуть время вспять! Я захватывал бы меньше власти, и у меня оставалось бы больше сил на то, чтобы одерживать победы. Я принял бы несколько доз безответственности, перестал бы быть автоматом для решения проблем и превратился бы в человека, позволяющего себе расслабляться, думать об абстрактном и размышлять над тайнами, которых так много вокруг. Если бы я мог повернуть время вспять, я отыскал бы друзей молодости. Где они? Кто из них еще жив? Я нашел бы их и пережил бы вновь моменты искренней дружбы в саду простоты, свободном от искусов финансового могущества. Если бы я мог вернуться, то звонил бы чаще самой любимой на свете женщине в периоды расставаний. Я стал бы самым глупым профессионалом и самым знающим любовником. Я стал бы более веселым и менее прагматичным, менее логичным и более романтичным. Я писал бы до безумия нежные стихи. Говорил бы чаще: «Я тебя люблю!» Признавался бы без страха: «Прости меня за то, что я иногда ухожу от тебя на служебные совещания! Не отвергай меня». Ах, если бы я мог вернуться на крыльях времени! Я бы чаще целовал своих детей, играл бы с ними еще больше, с любовью растил бы их в младенческие годы, как рачительный садовник заботится о цветах на засушливой земле. Гулял бы с ними в дождь, ходил бы босиком по земле, лазил бы с ними на деревья. Меньше беспокоился бы о том, чтобы они не поранились, не простудились, и больше беспокоился бы о том, чтобы они не подхватили заразу, исходящую от общественной системы. Был бы более свободным в настоящее время и менее зависимым от будущего. Работал бы меньше для того, чтобы преподнести им мир, и уделял бы больше внимания тому, чтобы подарить им мир своей собственной души.