Папочка |18+|

2. Глава 6. Финал

-Ха-ха-ха, что же ты дрожжишь, милая ? Твоё бледное бескровное тело покрылось мурашками. Неужели , тебе страшно ? - с ухмылкой проговаривал Люцифер.

  Ответы эти вопросы не подразумевали, да и говорить я была не способна. Я никогда не думала, что своими действиями могла причинять такую боль людям...

    Кто... кто же мог знать, что бедная девочка наложила на себя руки...
   Мы и подумать не могли об этом.

  На словах никто, никогда не сможет передать эти чувства, тревогу, боль, растерянность, одиночество и непонимание того человека, которого преследуют мысли о совершении самоубийства. И, я уверена на сто процентов, если не больше, что в каждой грёбаной школе есть как минимум одна жертва издевательств над собой. В каждой. Некоторые подростки жестокие, это действительно так, как долго мы бы не хотели принимать это.

   Только вот, мы осознаем, что люди нуждались в помощи слишком поздно.

   Вы могли заметить, что на протяжении жизни я принимала роль жертвы. Невинного ребенка, на которого взвалилась непосильная ноша.

    Может, это и так, иначе я бы не находилась в самом аду. Но, не нахожусь ли я здесь потому, что сама, своими действиями убила человека ?

   А может стоит задуматься - " а является ли этот человек тем, кем хочет казаться и кем выдает себя ?"

  -Милая Агнес, любимое дитя моё, я бы мог долго, очень долго промывать твои косточки в кипящем котле с человеческой трепухой грешников. Я мог бы подвешать тебя над землёй , подцепив твой язык на раскалённый крюк для сквернословников и лжецов. А мог бы сотворить с тобой такие вещи, что твоё "изнасилование" показалось бы тебе р-р-раем, прокляни его Сатана, я сотворил бы с тобой самые грязные грехи, ведь моё тело уже очень давно ждёт твоё... - с дьявольской улыбкой продолжал говорить повелитель ада, -Но мне придется выбрать что-то одно...

   И я, по-прежнему стоявшая на коленях, будто онемела, а Люцифер приближался все ближе и ближе.

   Когда он подошёл совсем близко ко мне, меня что-то подняло с колен, которые превратились во что-то совсем неузнаваемости и изуродованное.

Он медленно приблизился к моим губам и поцеловал, с какой-то животной страстью своими холодными, очень холодными, но совсем человеческими губами. Он схватил меня за шею тонкими, практически костяными пальцами и начал сдавливать сильнее, смотря мне глубоко в глаза.