Глубоко вздохнув и уже не надеясь ни на что, я завожу машину и еду к окраине города. Сердце отбивает свой скорый ритм, ударяется о грудную клетку, а мысли путаются в бесконечную всклоченную нить, отчего я едва не въезжаю в дерево. Я слабо верю, что Рихард может быть в лесу, но что-то подсказывает, что нужно начать поиски оттуда, и вскоре ветхие дома сменяются пустырем, а затем лесом. Как только я выхожу из машины, меня встречает тишина, которую нарушает лишь гул ветра. Он словно не желает пускать меня дальше в лес, ударяет в лицо, но я иду вперед мимо густо растущих деревьев, чьи ветви сбрасывают последнюю листву и цепляют одежду. Я ускоряю шаг и смотрю по сторонам в надежде вдалеке увидеть темную макушку, но воображение будто играет со мной, заставляя видеть темные силуэт рядом с каждым деревом. Сухие ветки жалобно хрустят под подошвами, когда я подхожу к небольшой поляне, где сквозь увядшую траву виднеется черная земля, словно бездна прикрыта тонкой паутиной, но мой взгляд фокусируется на светлой цепочке лежащей среди сухих ветвей. Я протягиваю руку к ней, чувствуя влагу и холод на кончиках пальцев, и внутри что-то остро колит, как только я вижу подвеску, висящую на тонких стальных звеньях. Я видел эту шестиконечную звезду на шее Рихарда раньше, и мне становится легче от того, что он может быть рядом. Убрав
цепочку в карман куртки, я иду дальше вглубь леса, переступая грязные лужи, и фокусирую взгляд на силуэтах, что стоят далеко от меня. Тогда я срываюсь на бег, игнорируя покалывания в животе, вызванные тревогой или же неудержимым волнением, чья плоть слилась с вязкой сущностью страха и нашла приют внутри меня. Очертания предметов становятся четче, и я замедляюсь и глубоко вздыхаю, увидев перед собой старую детскую площадку, точнее все что от нее осталось. Ржавая шведская стенка возвышается над сломанными балками качели, чей каркас не оставил на себе краски, и теперь на нем висит и грустно раскачивается в воздухе лишь веревка. Железная и рыжая от ржавчины горка завалена горой желтых листьев, что источают резкий запах гнили и сырости, и я останавливаюсь здесь, оперевшись плечом о балку качали, что задрожала под моим весом. «Вряд ли здесь может быть Рихард, пора звонить в полицию», - решаю я и, ступая вперед, набираю номер.
- Черт тебя побери! - громко кричу я и ускоряю шаг, стараясь поймать связь, что в нужный момент пропала. Я чувствую лишь гнев и готов сейчас разорвать любого, но, подняв взгляд, я замечаю вдалеке что-то темное и мешком лежащее на земле. Кажется, я перестаю дышать, держа в голове лишь одну мысль, что будит во мне совершенно противоположные чувства. Я ускоряю шаг и мысленно повторяю «только не он», и в груди что-то больно покалывает, но я продолжаю идти. Однако я допускаю мысль, что там лежит Рихард, и, не выдерживая этих мыслей, я срываюсь на бег и встаю на колени рядом с неподвижным телом, чье лицо я узнаю моментально. Оно ужасно бледное и холодное, совсем не выражает эмоций, и я чувствую, как внутри меня что-то разбивается, ударяясь о плоть и растекаясь по ее поверхности. Меня охватывает оцепенение, и я не моргая смотрю на приоткрытые сухие губы Рихарда, мирно прикрытые глаза и не решаюсь коснуться лица, быть может, в силу страха принять то, что парень мертв. Не в силах издать ни звука я чувствую, как по холодной щеке скатывается горячая капли, словно отрезвившая меня, и, схватив Круспе за плечи, я трясу обмякшее тело.
- Рихард! - От переизбытка чувств голос хриплый и тихий, но мои пальцы крепко держат плечи парня, и я сильнее потряхиваю их. - Очнись! - Слова даются с трудом, и я едва не задыхаюсь от эмоций, что вот-вот готовы разорвать меня от своей массовости. Разум покидает меня окончательно, и на его место встают чувства, что смешиваются внутри меня и не дают держать себя в руках. Я жадно смотрю на лицо Рихарда, стараюсь запомнить его до мельчайших деталей, боясь потерять его в других воспоминаниях, которые я готов выбросить, лишь бы сохранить все, что связано с этим парнем. - Очнись! - снова кричу я и ударяю Круспе по щеке, на что его голова заваливается на бок, позволяя куртке оголить белесую светлую шею. Это стало последней каплей, и я едва сдерживаю крики, что рвано вырываются из губ, не контролирую дрожащие руки и холодные пальцы, чьи кончики скользят по холодной коже Рихарда. Они спускаются к оголенной шее, и, прикусив губу, я прижимаю их к мягкой плоти, в надежде нащупать пульс. Но я не успел.
Он умер....
