сборник

Ромашечка

      Всё нормально. Нет, ну правда же. Всё в норме.

      Когда он поскальзывается о воздух и, летя на огромной скорости на коньках, падает, разбивает о реальность коленки в кровь до того, что эта кровь пропитывает тонкую ткань спортивных штанов. Два красных, мутно расплывающихся пятна, отпечатываются на белой поверхности льда. Розы. Сорт — Ингрид Бергман. Загуглите.

      У него даже кровь прекрасна.

      Кто-то озабочено спрашивает:

— Ты как?

      Виктор отвечает, утирая нос совсем не грациозным движением:

— Нормально, — и отмахивается.

      Откатывает свою программу дальше. Мечта - догнать ветер. Цель - научиться летать.

      Виктор много умеет. И цену себе тоже знает. И вообще живёт проще, чем кажется всем этим людям. Жаль только вот, летать пока не научился.

      Что-то тёплое шевелится в груди пятикратного чемпиона мира, когда он видит, как два парня с одинаковыми именами откатывают программу, придуманную им. Как они пытаются постичь то невероятное чувство, которое он показывает им. Он-то понимает, ему по возрасту положено. Он закрывает глаза и видит звёздное небо. Он умеет быть счастливым, ничего не имея. Пить лунный свет по утрам вместо кофе, танцевать с тенью ноябрьского солнца, петь в голос песни о мире и о красоте. И когда он катается, кажется, что ещё секунда, и он взлетит. Так велико и глубоко чувство абсолютной свободы. Скорости. Лёгкости.

      Все любят и обожают Никифорова. Борются за его внимание. Но никто и никогда не интересуется, чего он хочет. Поэтому Виктор живёт своими силами. Сам.

      Виктор имеет два чуда.

      У его агапэ смешно топорщатся на ветру светлые-пресветлые русые волосы, и брови складываются домиком, когда он хмурится. И вообще это какое-то странное агапэ. Одуванчик белоголовый. Скандалит и ругается, но замолкает и запрокидывает голову к небу, когда идёт снег. Эта картина дорогого стоит. Где ещё, у кого увидишь в глазах два зелёных космоса, которые с таким восхищением смотрят в живое небо?

      А вот эрос знает добрую половину женских балетных па, имеет кучу дурных привычек, среди которых — слезы, спрятанные от всех. Но так или иначе, он всё же эрос. И только его бледные и потрескавшиеся губы такие мягкие. Только его руки почему-то пахнут чаем и солнцем. Только он так смущается при виде любой шалости. И только он умеет быть таким другом, что словами не опишешь.