Екатерина Безымянная. Записки prostitutki_ket (Полная книга)

Лизун-изобретатель

Лизуны - народ особый и, к слову, очень многочисленный. У них у всех есть общая черта. Лизуны - мужчины вдохновленные. Ну как же тут не быть по жизни вдохновленным, если ты - гурман.
Ну, то есть всегда перед глазами эклерчики и сахарные кольца. Мммм, нямка, да. Они, любители десертов, частенько поначалу чуть смущены, но в глазах у них ясно читается, что им не терпится добраться...
Лизуны безобидны. Всего-то надо им, чтоб открывался перед глазами хороший вид, и тогда уж они забывают обо всем на свете.
Да им и женщину-то целиком не нужно, по большому счету.
Невысокий лысоватый мужичок, лет сорока пяти, улыбчивый, смущенный, рассчитался, осмотрелся и прошел.
«Гурман», - почему-то вдруг интуитивно определила я.
- Кофе? - спросила приветливо.
- Ага, - отозвался он, неловко садясь в мое кресло, - неплохо у тебя.
Через пять минут мы мило болтали, и понемногу его скованность ушла.
- Ой, - как-то суетливо вдруг начал он спустя еще пять минут, - я сказать хочу... это... я люблю, когда, ну чтоб орально... вот. У тебя ж есть презервативы для этого дела? С женой-то я так мог, а тут... сама понимаешь...
- Милый, орально так орально, конечно же, - не поняла я сразу, - и презервативы какие хочешь. И даже фруктовые! Ну, это они больше для меня фруктовые, тебе-то неважно.
- Нет, ты не поняла... не для тебя, - жутко смутился он и вдруг решился, - ну, чтоб не ты мне, а я - тебе. Я хочу тебе доставить удовольствие. Презерватив нужен, ну такой, особый, для этого дела.
- В каком смысле? - вытаращилась я.
- Ну, я люблю языком, только... ну, ты ж сама понимаешь, я так просто не могу, я тебя не знаю, ну и... мне нужен этот, презик такой, специальный... для этого всего. Ну, чтоб я тебе мог удовольствие доставить, - он терялся и мямлил.
- Ах, специааальный! И на что ты его наденешь? - я решила зайти издалека.
- Ну как на что, на язык... - неуверенно заключил он.
- На эрегированный? - уточнила я с невинными глазами.
- Как же так? - разочарованно спрашивал он пять минут спустя, когда я почти уже донесла до него всю абсурдность столь странного девайса. - Я слышал, что есть такие, я думал, у девочек такое точно должно быть. Я просто первый раз так иду, я ж не знал...
- Милый, - терпеливо уточнила я, - ты их сам-то видел, ну хоть когда-нибудь? В руках, может, держал?
- Ну нет, - неохотно согласился он и растерянно продолжил, - а как же я тогда буду? Я же так не могу, чтоб, ну... чтоб совсем без этого... я ж хочу...
- Ну извини, - прервала я его, - чего нет - того нет. Могу дать обычный, если хочешь. Только, боюсь, неудобно ж будет, зубами зажимать... А нет - так придется заняться чем-то другим.
И улыбнулась максимально обольстительно. Он, видимо, представил себе этот процесс и сразу как-то сник.
Через десять минут, после душа, он сел на кровать. Я ждала его полулежа, облокотившись на руку, согнув одну ножку в колене и демонстрируя новое прозрачное белье за две пятьсот по скидке.
- Ну, дай я хотя бы посмотрю на тебя... - он аккуратно стянул мои трусики, подтянул подушку, запихнул ее мне под пятую точку, развел ноги, устроился и всмотрелся в глубины.
- Ммм... - протянул он с сильным сожалением, как на конфетку, которую нельзя, но ооочень хочется, - ммм...
- А ты здоровенькая? - вдруг почему-то спросил он. В нем явно боролись желания.
- Ничего не болит, - съязвила я.
- Я не об этом, - он посерьезнел, - ты там как? Все нормально?
- Нормально, - закивала я.
- А справка есть? - уточнил он.
- Милый, - я отбивалась с легким сарказмом, - извини, милый, я к врачу для себя хожу, справки как-то не беру...
- Ну как же так, - горестно протянул он, - о таких вещах надо думать. Вот я бы сейчас убедился, что все в порядке, и сделал бы тебе хорошо...
- Послушай, дорогой, - мне начало надоедать, - а давай лучше я тебе хорошо сделаю, ладно? И справок не нужно, и презики такие есть. И начала я выползать из-под него.
- Подожди, - остановил он меня, хватаясь за мою ногу, как за последний шанс лизнуть, - а может, мы что-то придумаем? Ну, ты ж опытная, должна знать какие-то способы, чтоб безопасно...
Полизать ему хотелось, видимо, нечеловечески. Но осознание того, что я все же не только его, а кругом стреляют, из последних сил удерживало его от столь опрометчивого шага.
- Ну, раз надо безопасно, - как-то истерически вдруг выпалила я, ибо он меня достал, - может, пищевую пленку дать?
Я пошутила. Клянусь, я пошутила.
Оказалось, шутила в этом доме я одна.
- А есть? - вдруг загорелся он идеей.
- Есть, - серьезно подтвердила я, пытаясь сохранить лицо.
- Дашь? - он посмотрел с надеждой.
- Ща, - совершенно ровно ответила я, - пусти, а?
И, видя, что он не очень понимает, зачем, уточнила:
- На кухню схожу.
На кухне меня расплющило в хлам, и, в поисках пленки, гремя дверцами шкафов, я надеялась, что он не услышит мои тщательно сдерживаемые повизгивания.
Очевидно, меня не было чуть дольше, чем следовало, потому что он вдруг окликнул меня:
- Не нашла?
- Сейчас, милый! - я собрала волю в охапку.
- Есть целлофановый пакетик, подойдет?
Фольгу я предлагать поопасалась. И дело было вовсе не в нем. Просто мне вдруг стало понятно, что если я предложу это вслух, то истерику, которая со мной приключится, вряд ли можно будет заглушить звуком шкафчиковых дверок.
Но когда из комнаты долетел вопрос-сомнение:
- ...пакетик толстый? - ...у меня потекли слезы.
В комнату я вернулась спустя минуты две с сильно покрасневшим лицом. В руках у меня был рулончик стрейч-пленки. Его лицо почти что озарилось счастьем.
- Ну, ложись, как была, - он потянул рулончик у меня из рук и, пока я принимала позу, устроился где-то в ногах.
- Подушку под попу подложи, - деловито приказал он, пытаясь найти пальцем залипший край пленки.
Я легла и раскинула ноги, пытаясь подсмотреть.
Пленка от рулончика отматываться категорически не хотела. Она прилипала и путалась. Лизун-изобретатель вспотел и сосредоточился.
- Давай помогу, - я напряглась и потянулась к нему.
Если бы я полежала без действий еще полминуты, просто наблюдая за всем этим, подозреваю, меня можно было бы транспортировать в Кащенко прямо с постели.
Я забрала рулончик, старательно ногтем поддела край и аккуратно, на приколе, отмотала лоскут сантиметров тридцать.
Он наблюдал за целлофанкой, прямо скажем, с вожделением.
- Рррр, - он вдруг потянулся к рулончику в моих руках, выдернул его и с характерным звуком рванул пленку зубами, взглядом змия-обольстителя глядя на меня.
Очевидно, это «рррр» должно было символизировать порывы охватившей его страсти.
- Оооо! - восхищенно выдохнула я, стараясь не смотреть на прозрачный лоскут, налипший на его зубах и свисающий с губы.
- Ооооо!
Это было выше моих сил, и я откинулась назад, старательно маскируя истерику под стоны внезапно нахлынувшей страсти.
Я не буду рассказывать, как он мне ладил эту штучку дрожащими от нетерпения руками.
Уверяю, мне было морально непросто. Никогда еще я не была такой актрисой.
Он залепил меня всю ею - от низа живота и почти что до копчика.
Он старательно растягивал ее на внутренние части бедер и приглаживал руками ко всем тем выпуклостям, что находились между ними.
Я чувствовала себя бутербродом, собираемым заботливой рукой хозяюшки.
При мысли «зато не обветрюсь», невесть откуда проскочившей в моей голове, меня разбило на кусочки. ...
И дальше мне было кино. Он, подрагивая от нетерпения, нежно облизал целлофанку, раз, два, еще, еще, как-то странно замычал и вошел в раж.
О, как же он ее любил!
О, как же я старательно стонала!
Он придерживал пленку руками у бедер, он подтягивал сбившийся край мне снова к животу и лизал, лизал, лизал меня, как чупа-чупс в обертке. Минут через семь меня попустило, и я на полном серьезе изобразила ему пик конвульсивной страсти.
Он восхищенно осмотрел мое тело, и я поняла: он доволен собой.
Пора мне было приниматься за работу.
Я высвободилась из обхвата, сбросила подушку на пол, деловито сняла с себя налипший мокрый лоскуток, положила мужичка на спину и сделала то, что мне делать давно не впервой.
Он уходил спокойный и довольный. Смотрел на меня нежно, в коридоре гладил по груди, уже почти в дверях обернулся и гордо-снисходительно сказал:
- Вот видишь, если захотеть...
Через пять минут я набрала подружкин номер.
По-моему, я сделала ей вечер.