Актер

27 1 0
                                    

Он актер.

Он иногда торгует лицом на вторых ролях третьесортных сериалов.

Его театр давно погорел, а он остался. Да.

Когда он приходит, я понимаю — этот театр начнется с вешалки. Ну, в смысле — его появление для меня — чистая вешалка.

Он драматичен в каждом жесте, но я вижу — одним глазком он наблюдает за реакцией зала.

Зал, в лице меня, от безнадеги рукоплещет и думает о том, что скорей бы этот спектакль закончился. Спектакль у нас всегда один и тот же.

Он раздевается, идет в комнату и сразу падает на кровать.

Он говорит:

— О, иди же ко мне, моя дорогая!

Дорогая, в лице меня, отвечает, что надо бы сначала в душ.

— Ах, как ты меня мучаешь! — трагично восклицает он. И плетется в ванную. Из ванной он выходит, картинно подергивая жирком, который, по его глубокому убеждению, выглядит как хорошо прокачанные мышцы.

Он смотрит на меня призывно, с гордостью. Я думаю, что лишь бы не заржать.

Он бросается на кровать и говорит:

— Смотри! Ну правда, он красавец?

Из чахлых кустиков выглядывает тощенький и мелкий, но уже восставший одноглазый змей.

В детстве меня учили, что врать нехорошо. Детство кончилось.

Я закатываю глаза и говорю:

— Мммм! Просто красавец!

— Оооо! — расцветает он на своей сцене. — Оооо, иди же ко мне!

И начинается второй акт.

Почему-то он любит на боку. Он лежит, неритмично подергиваясь, и долбит меня шепотом в самое ухо:

— Ну что, детка? Ну? Ну? Что? Тебя же так никто не драл, да? Ну скажи честно! Никтооо! Ааа! Даа! Даа! Ты будешь меня помнить! Дааа!

После секса он любит поговорить о вечном.

Почему не уходит сразу — я понимаю. Он искренне уверен, что недотраханное время надо хотя бы досидеть.

Поскольку на все про все уходит минут пятнадцать, остальные сорок пять — страдает мой мозг.

Он бросается в кресло, картинно подпирает голову рукой, прикрывает глаза, трет виски и долго-долго рассказывает, какой он творческий, но непонятый этими серыми, серыми, серыми людьми…

Как его утомила, ах, как же его утомила эта бессмысленная жизнь!

И ко мне он пришел, потому что все ему приелось — жена настолько неотразима, что тошно, любовница настолько развратна, что он тупо устал, и ему хочется просто обычного траха на стороне от незнакомой женщины, которая будет относиться к нему как к простому мужчине, а не сдувать с него пылинки, как с божества.

Я не осмеливаюсь напомнить ему про нестыковки — то он непонят, то божество…

В конце драматического монолога он говорит мне:

— Ах, да что ты можешь в этом понимать! Чтооо?

Я молча сижу в зале.

Он делает из меня отбивную. Я намекнула ему как-то недвусмысленно, что моя работа — секс, и пусть бы он оставил мои мозги в покое. Но он настолько увлечен собой, что, по-моему, и не заметил.

Он пришел ко мне вот уже в четвертый раз. После третьего я записала его в телефоне — «Мудозвон».

И просто не брала трубку. Он позвонил с другого телефона, и я его не узнала по голосу.

В этот раз я, по старинной народной примете, помыла за ним полы.

Авось поможет.

Екатерина Безымянная. Записки prostitutki_ket (Полная книга)Where stories live. Discover now