Будь ты проклят, Чон Чонгук!

Часть 27

Чонгук поглаживал Миен по пояснице, вырисовывая пальцами небольшие круги по мягкой ткани пальто. Он чувствовал, как девушка нервно сжимала футболку на его груди и медленно отстранялась, как будто в замедленной съемке. Миллиметры между их лицами испарялись, увеличивая расстояние, но ее сладкое дыхание успело осесть невесомой пылью на губах Чонгука. Он быстро облизнул их, заглядывая в бегающие глаза девушки: она нервничала, дрожала. Чуть приподнял брови, стараясь передать взглядом всё — поддержку, уверенность, решимость и еще нечто интимное, неизведанное им самим. Плавно, тягуче тянул эти чувства из своей груди, что тонкими линиями проникали в девушку.

Краешки ее губ дернулись, и Миен слегка кивнула. Она волновалась, но не боялась. А Чонгук насмотреться на нее не мог. Секунды шли. Смотрел, смотрел, смотрел. Был лишь раздражен, что их прервали, ведь насытиться не успел. Так бы и вдыхал ее аромат, вел губами по сладкой коже. За ухом. По скуле. И тонкой шее.

Вот Миен отдалялась, а он уже заскучал без ее прикосновений. Волк завыл протяжно, потому что он не просто скучал, а с ума сходил. Тревожился сильно. Вдруг уйдет. Вдруг оставит. Его бы на цепь посадить, да невозможно, потому что она вокруг Чонгука обтянута намертво, другим концом к Миен привязана. Только потяни, марионеткой откликнется.

Чонгук вздохнул тихо, прикрыв веки на пару секунд. Спектр эмоций заструился под ними, пуская по венам успокоительное. Чон вспоминал, каждый момент из памяти по крупинке доставал, как несколько минут ранее Миен к нему тесно прижималась, и он целовал ее горячо, протяжно, так сладко, будто губы были в меду измазаны. И воображение дальше, дальше, дальше шло. То, чего не было, то, чего тайно желал. Картинки не прерывались. Лишь дальше, глубже, в костях застревали. А там его руки у нее под ягодицами, и она, обхватив его за бедра ногами, ближе прижималась, приподнимаясь, чтобы глаза в глаза. Губы вместе, слились воедино. И да, да, да. Потому что — его. Потому что — его.

Простые слова.

Истина.

Он зубами прикусил нижнюю губу, сдерживая ухмылку. Чонгук приподнял самодовольно голову, позволяя тусклому свету фонаря выделить отточенный изгиб челюсти, и резко открыл глаза. Девушка рядом, ее эмоции, как на ладони. И будущие слова песчинками на языке.

Волк притих, прислушиваясь, ощущения носом вдыхая.

Тишина мимолетная.

— Миен, — пониженный голос Чимина.

Могла быть паника, неловки извинения, оправдания и просто молчание, но...

— Миен-а, он, — Пак резко сорвался с места, сжав кулаки, и его глаза почернели от злости, — угрожает тебе как-то? Шантажирует, заставляя выполнять свои прихоти? Ты же знаешь, что я всегда на твоей стороне, не бойся перечить ему. Только скажи. Всё будет хорошо. Пойдем с нами!

Он протянул руку ладонью вверх, даже не посмотрев на Чонгука, и Миен дернулась от его слов.

Сердце Чонгука пропустило удар.

— Нет, Чимин, я не пойду с вами.

Хм, вот так.

Он усмехнулся, нахально и громко, откинув голову назад и языком цокнув.

Пак встрепенулся, вплотную подходя к Чону, он был несколько ниже, поэтому смотрел снизу вверх, что заставляло губы Чонгука растянуться еще шире. А Чимина это раздражало, он мрачно сверлил Чона, наверняка придумывая план мести, как бы убить и расчленить такого распрекрасного Чон Чонгука, а потом закопать его труп где-нибудь у реки Хан. Потому что невозможно быть милым со всеми и совсем не таить в себе злобы. Каким бы хорошим человек ни был, в глубинах его всегда прячутся состоящие из пепла черти, готовые всё вокруг заполнить своей чернотой. Чонгук уверен, что Чимин не был исключением. У Чона тоже свои черти были, но было лишь одно исключение: он их не скрывал. В глазах плясали, черный дым изрыгая.

— Что тебе нужно от Миен? — сквозь зубы проговорил Пак, сильнее сжав челюсть, когда его глаза на секунду опустились на рот Чона. Чонгук нарочито медленно облизал нижнюю губу, чтобы в голове этого рыжего всплыли самые приятные воспоминания, зрителем которых ему посчастливилось быть. Вспоминай, рыжий хрен, как Чон обхаживал ее рот.

— А ты как думаешь? — Чонгук знающе ухмыльнулся, засовывая руки в карманы темных штанов, расслабляя плечи. Ему нравилось играть на нервах других людей, держать интригу, подогревать интерес. Особенно когда чувствовал победу на кончике языка.

Ему резко ткнули пальцем в грудь, желая достать до сердца, чтобы вырвать кровоточащий орган, но Чонгук даже не шелохнулся, лениво осматривая голубую куртку с многочисленными значками напротив. Брезгливо смахнул несуществующие пылинки с футболки, игнорируя скривившееся лицо Чимина. Но, черт возьми, этот жест его разозлил. Ох, как разозлил. Никто не смел тыкать своими мерзкими пальцами в Чонгука и указывать. И он постепенно начинал закипать, слушая тихое бурление крови под кожей, ее перемещение и нагревание.

— Если ты еще хоть раз прикоснешься к ней, — предупредил его Пак, схватив Миен за запястье, и притянул к себе.

— Еще как прикоснусь, много-много раз прикоснусь, — сказал Чонгук, издеваясь. Он поднял брови, выжидая. Пристально. Тихо. Оценивающе.

Ким опасливо вертела головой, хлопая ресницами. Чимин держал ее крепко, согнув руку. Миен поморщилась, прося Чимина ослабить хватку.

А у Чонгука грудная клетка затряслась, только дунь, развалится мигом. Всё внутри сжалось до размера спичечного коробка, и шею удавкой стянуло. Один. Два. Три. Перед глазами желтые искры посыпались, размывая всё вокруг. Пальцы заныли, готовые в любой момент вцепиться в горло этому гребаному мудиле. Блять. Чонгук едва сдерживался, шумно дыша через нос.

Чимин было раскрыл рот.

— Хватит! — неожиданно крикнула Миен, Пак сконцентрировал на ней внимание, отвлекшись, и девушка быстро освободила руку. Его глаза расширились, и он как-то сдулся, будто придя в себя, и промямлил жалкие извинения. Если у его пары останется синяк — Чон ему шею свернет.

Миен протиснулась между ними и завела руки за спину, подталкивая Чонгука, чтобы он отступил. Он не стал противиться, но девушку стал утягивать вместе с собой, придерживая за талию. Она помедлила, ступая вместе с парнем.

— Кажется, я сказал тебе не трогать ее, — процедил Чимин, едва держа голос под контролем. В его взгляде читалось неизвестное отчаяние, и он сглотнул, несколько раз позвав Миен по имени.

И тишина.

Густая, как патока.

Тяжелая.

Осязаемая.

Неподъемные тучами лежащая на плечах.

И Чонгук не знал, как себя вести, что делать дальше. Одно неверное слово могло стоить слишком много. Оно могло быть ошибкой, которую самостоятельно не исправить.