Гвенди и ее шкатулка, Стивен Кинг и Ричард Чизмар

6

ТРЕВОЖНЫЕ МЫСЛИ, что пульт управления могут найти или даже украсть, постоянно присутствуют фоновым шумом в голове Гвенди, но эта тревога никак не влияет на ее повседневную жизнь. Ей приходит на ум, что, может быть, это одна из причин, по которым мистер Фаррис решил дать пульт именной ей. Ведь не зря он сказал, что она именно та, для кого он предназначен.

Она хорошо учится в школе. В восьмом классе ей дают одну из главных ролей в школьном спектакле (и Гвенди не забывает ни одной реплики), она продолжает заниматься бегом. Бег — самое лучшее; на дистанции она забывает обо всем, даже тревожный фоновый шум в голове на время умолкает. Иногда она возмущается, что мистер Фаррис нагрузил ее ответственностью за пульт, но такое бывает нечасто. Как говорил мистер Фаррис, пульт дарит подарки. Маленькая компенсация,сказал он, но, по мнению Гвенди, компенсация не такая уж маленькая: у нее заметно улучшилась память, ей больше не хочется съесть сразу все, что лежит в холодильнике, у нее стопроцентное зрение, она бегает быстро как ветер, и есть еще кое-что. Мама говорит, что она симпатичная, но подруга Оливия готова пойти еще дальше.

— Господи, ты такая хорошенькая. Просто красотка, — говорит ей Оливия, и, кажется, она не особенно этому рада. Они опять сидят в комнате у Оливии и на этот раз обсуждают загадки и тайны старших классов, к которым им предстоит приобщиться уже совсем скоро. — Ты больше не носишь очки, у тебя ни единого прыщика. Это несправедливо. Скоро тебе придется везде ходить с палкой, чтобы отбиваться от ухажеров.

Гвенди смеется, пытается отшутиться, но она знает, что Оливия в чем-то права. Она и вправду хорошенькая — и, вполне вероятно, в будущем станет красавицей. Может быть, к первому курсу университета. Только как быть с пультом управления, когда она уедет учиться? Нельзя же просто оставить его под деревом на заднем дворе!

В первую пятницу в старших классах Генри Дюссо приглашает ее на танцы, не отходит от нее весь вечер, потом провожает до дома, всю дорогу держит за руку и целует ее на прощание. Это не так уж плохо — целоваться с мальчишкой, — только у Генри пахнет изо рта. Гвенди надеется, что следующий парень, с кем она будет целоваться в губы, не станет пренебрегать ополаскивателем для рта.

После танцев она просыпается в два часа ночи, зажимая руками рот, чтобы не закричать, все еще во власти самого страшного из всех кошмаров, которые снились ей в жизни. В этом сне она выглянула в окно над кухонной раковиной и увидела Генри, сидящего на качелях из старой автомобильной покрышки (эти качели папа Гвенди снял еще в прошлом году). Генри держал на коленях пульт управления. Гвенди выскочила во двор и крикнула, чтобы он не нажимал на кнопки, особенно — на черную кнопку.

На какую? На эту? — ухмыльнулся Генри и надавил большим пальцем на Раковую кнопку.

Небо над ними вмиг потемнело. Земля раскатисто заурчала, как живое существо. Гвенди знала, что по всему миру рушились знаменитые сооружения и моря выходили из берегов. Уже совсем скоро — уже сейчас — вся планета взорвется, как яблоко с петардой внутри, и между Марсом и Венерой останется только пояс астероидов.

— Это сон, — говорит Гвенди вслух, подходя к окну спальни. — Просто сон.

Да. Дерево стоит на месте, уже без качелей, и никакого Генри Дюссо не видно. Но если бы он завладел пультом, если бы знал, за что отвечает каждая кнопка, что бы он сделал? Нажал бы красную кнопку и взорвал бы Ханой? Или сказал бы: «Чего мелочиться?» — и нажал бы светло-зеленую кнопку?

— И взорвал бы всю Азию, — шепчет она. Потому что да, для того и нужны кнопки. Она это знала с самого начала, как верно заметил мистер Фаррис. Фиолетовая кнопка взорвет Южную Америку, оранжевая — Европу, красная выполнит любое желание, что бы ты ни загадал. А черная кнопка?

Черная уничтожит весь мир.

— Так не бывает, — шепчет она и ложится обратно в постель. — Это безумие.

Но ведь мир безумен. Достаточно включить телевизор и посмотреть новости, чтобы в этом убедиться.

На следующий день, вернувшись домой из школы, Гвенди берет молоток и стамеску и спускается в подвал. Стены в нем каменные, и ей удается выломать один камень в дальнем углу. Она расширяет тайник стамеской, чтобы туда поместился пульт управления, и постоянно поглядывает на часы, зная, что папа приходит домой ровно в пять, а мама — не позднее половины шестого.

Она бежит к дубу на заднем дворе, вынимает из-под корней холщовый мешок, в котором лежит пульт и целая горсть серебряных долларов (эта горсть уже тяжелее самого пульта, хотя монеты выходят из него), и мчится обратно в дом. Углубления хватает впритык. Вынутый камень встает на место, как последний кусочек пазла. Для верности она прикрывает тайник, затащив в угол старый комод, и наконец с облегчением вздыхает. Теперь пульт в безопасности. Генри точно его не найдет. Никто не найдет.

— Лучше бы выкинуть эту чертову штуковину в озеро Касл, — шепчет Гвенди, выходя из подвала. — И дело с концом.

Но она знает, что никогда так не сделает. Это ее пульт. Во всяком случае, до тех пор, пока мистер Фаррис не потребует его назад. Иногда ей хочется, чтобы он скорее забрал пульт. Иногда — чтобы не забирал вовсе.

Вернувшись домой, мистер Питерсон с тревогой поглядывает на Гвенди.

— Ты вся потная, — говорит он. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Она улыбается.

— Я только-только вернулась с пробежки. У меня все хорошо.

И в основном так и есть.