Лори Фостер «Удачный контракт»

5

Тони вздохнул с явным облегчением и дружески обнял ее.
— Надеюсь, кофе еще не остыл. Возможно, он крепковат, но мне не мешает взбодриться. Да и детишки, наверное, проголодались. Эти сорванцы всегда хотят есть, не так ли? Что ты на это скажешь? Готова завтракать?
В этот момент две маленькие мордашки выглянули из-за двери, обе крайне серьезные, явно встревоженные. На мгновение Оливия забыла о Тони, присела на корточки, чтобы разглядеть малышей.
— Привет. Вспомнили меня?
Люк осмотрел ее серьезными глазами, в которых и следа не осталось от вчерашнего озорства.
— Конечно, вспомнили. Мы же виделись только вчера. Ты целовалась с дядей Тони в гараже.
Оливия почувствовала, как щеки заливает краска, но в ответ лишь улыбнулась.
— Все было не так. Это ваш дядя целовал меня.
Мэгги, слишком маленькая и хрупкая для своих трех лет, вытащила палец изо рта и глубокомысленно изрекла.
— Наш дядя Тони любит целоваться. Меня он тоже всегда целует.
Так неожиданно легко было найдено взаимопонимание. Оливия притянула Мэгги к себе. Девочка охотно обвила тонкой ручкой шею Оливии, другой рукой сжимая кукольное лоскутное одеяло. Оливия усадила малышку себе на колено.
— Вы проголодались? Дядя Тони как раз собрался кормить нас завтраком.
Тони взял руку Оливии и помог ей подняться, потом повел всех на кухню.
Пока он готовил завтрак, все непринужденно болтали, и с каждой секундой Оливия все больше влюблялась в семейство Тони. Малыши, несмотря на тревогу, чувствовали себя в обществе дяди совершенно счастливыми. Тони, как оказалось, не хуже любой матери умеет держать на руках малыша, не отходя от плиты. Ни разу в течение всего дня, вертясь как белка в колесе, он не попросил ее помощи. Вскоре после завтрака позвонил Джон и сообщил, что у Лайзы пневмония, и она пока останется в больнице. Брат попросил Тони присмотреть за детьми хотя бы до завтра, чтобы самому побыть с женой.
Тони согласился и объявил об этом детям. На удивление, малыши мгновенно поверили уверениям, что с мамой все будет в порядке, а от перспективы остаться в гостях, пришли в восторг. Тони пообещал принести палатку, чтобы они могли установить ее в гостиной перед камином. Мэгги тут же спросила.
— А Ливи тоже будет спать с нами?
Похоже, Тони на мгновение лишился дара речи, потом все же проговорил.
— Если захочет. И ее зовут Оливия, золотце, а не Ливи.
— Неважно, Тони, — мягко произнесла она. — Меня так звали в детстве.
Тони улыбнулся, взял ее за руку и слегка погладил, потом снял трубку, чтобы позвонить матери и сестре — они еще не знали о случившемся. Мать сразу же предложила приехать и забрать детей, но Тони отказался от помощи. У них уже есть планы, сообщил он, забрать детей можно завтра утром.
Наконец, сразу после обеда Люк и Мэгги, тепло одетые, отправились гулять. Хотя двор дома был огорожен, Тони предупредил детей не отходить далеко. Младенец Шон спал, и Тони с Оливией остались в относительном одиночестве.
Тони опустился рядом с ней на диван и усмехнулся.
— Да, я сегодня вымотался. Дети могут выжать из тебя все соки, не так ли?
Оливия знала, что Тони наслаждался каждой сегодняшней минутой и на самом деле не жалуется.
Она нервно облизнула губы и взглянула на Тони.
— Я бы с радостью помогла тебе, ты знаешь, — проговорила Оливия, словно пробуя ногой зыбкую почву.
Но в ответ он лишь погладил ее по бедру уже знакомым ей жестом.
— Ты помогаешь уже тем, что осталась здесь. Пневмония. Подумать только! Лайза всегда выглядела такой здоровой! Но Джон сказал, что, по словам доктора, эта штука может вызвать серьезные осложнения.
— Она надолго останется в больнице?
— Нет. Вероятно, вернется домой завтра. И мама с Кэйт уже договорились по очереди помогать ей, пока она не поправится до конца. Джон клянется, что наймет кого-нибудь прибирать в доме, но Лайза, по его словам, запретила даже думать об этом. Она всегда сама заботится о собственном доме, любит все делать, как следует. Ты меня понимаешь?
— Да. Вся твоя семья — единое целое, не так ли?
— Конечно, а как же иначе?
— Я имею в виду, пусть даже Лайза тебе не родная...
— Она — жена Джона. Она — мать моих племянников и племянницы. Она — часть моей семьи.
Именно так. Как славно принадлежать к такой семье! И она проговорила.
— Когда Мэгги назвала меня Ливи... Я вспомнила, как была маленькой девочкой. Мама с папой всегда называли меня так..
Тони обнял ее сильной рукой и прижал к себе. Его губы коснулись ее виска, когда он тихо проговорил:
— Я должен был догадаться. Прости меня. Ты выглядела чертовски грустной.
— Нет. Я вовсе не загрустила. — Потребовались невероятные усилия, чтобы просто улыбнуться ему. — Все это было так давно. Наверное, я уже привыкла к одиночеству.
Это была ужасающая, бесстыдная ложь, потому что разве найдется человек, привыкший к одиночеству? Не с кем поделиться своими победами, отчего победы становятся почти поражениями. А когда трудности временами берут верх, опереться можно только на себя.
Тони осмотрел ее умным, проницательным взглядом. Он словно читает ее мысли, подумала Оливия.
Он взглянул на ее руки, беспомощно лежащие на коленях, накрыл их своей большой рукой.
— И из-за этого отгородилась ото всех?
— Я не отгородилась...
— Именно отгородилась! Ты ушла в себя, не встречаешься с мужчинами, ни с кем не поддерживаешь долгих дружеских отношений. Ты занимаешься лишь этими тряпичными лавками. Словно боишься общаться с людьми...
— Ничего я не боюсь! — Оливия не знала, что еще сказать. Открыть Тони всю ужасающую правду? Нет, никогда!
— Противоестественно для такой женщины, как ты, до сих пор оставаться одинокой.
— Для такой женщины, как я? Что ты хочешь этим сказать?
Тони закрыл глаза.
— Прошу прощения. Я совсем не то хотел сказать. Просто... Просто я никогда не думал о тебе такой, какая ты есть. Ты всегда выглядела милой, но ужасно деловой и... и отстраненной. А сейчас передо мной теплая, заботливая женщина, — он усмехнулся, — в очень сексуальном белье. Женщина, которая выглядит чертовски сладкой и нежной и просто сводит меня с ума. Кто бы мог подумать!
— Тони...
— Я не понимаю тебя, Оливия, но очень хочу понять. Очень!
— Но зачем?
Он невесело усмехнулся.
— Не впадай в панику. Я обещаю не предлагать тебе флердоранжа и обручальных колец... Просто... просто ты мне нравишься чуть больше, чем следовало...
— Это бывает после секса. Мужчины всегда чувствуют подобное. Поверь мне, это пройдет!
Тони подался вперед, намотал на палец прядь ее волос, затем осторожно повернул ее лицо к себе и тихо сказал:
— Милая, ты слишком мало знаешь о мужчинах и сексе, чтобы делать подобные умозаключения. — Он нежно пошлепал ее рукой по бедру. — Поскольку я хочу от тебя ребенка, а ты оказалась совсем не той женщиной, которую я знал, я не против узнать о твоей жизни поподробнее. — Он продолжал играть с прядью ее волос, а вторая рука переместилась с ее бедра на талию. — Расскажи мне немного о своей родне, — попросил он тихим, но уверенным голосом.
Ясно, что Тони не собирается отступать и не отступит, и Оливия сдалась.
— Мои родители были бедны, не слишком образованны и много трудились. — Разговор о погибших родителях всегда вызывал у нее долгую и тянущую боль в груди. — Обстановка была более чем скромной, но дом всегда сиял чистотой. Это заслуга мамы.
— Ты была близка с ними?
Она просто не могла вспомнить — и это усиливало боль.
— Нам редко приходилось видеться днем... Но мама при всякой возможности пекла для меня свой особый кекс, а папа целовал перед сном, как бы поздно ни возвращался. Они... они не были счастливы... из-за нашей бедности. — Оливия глубоко вздохнула. — Мои родители любили меня, действительно любили, пытались сделать для меня все самое лучшее, но... иногда ошибались.
Пододвинувшись ближе, Тони провел пальцами по ее волосам и начал поглаживать виски, потом наклонился и поцеловал ее в переносицу.
— Все родители ошибаются, милая.
— Я была единственным ребенком, — продолжала Оливия, — и мы жили на берегу реки в крохотном захолустном городишке под названием Хатсбург, штат Миссисипи. Мама работала в магазине, а отец на заводе. Иногда... иногда он пил слишком много. Это был его способ бегства от действительности, так говорила мать. — Тони молча обнял ее, Оливия еще раз вздохнула. — Они погибли на реке, катаясь на лодке... Вода поднялась после весенних дождей, и лодка перевернулась. Отец был пьян и не мог рассуждать здраво, говорил потом следователь. Он ударился головой, когда выпал из лодки, и умер по дороге в госпиталь. Мать пыталась спасти его, но вода была слишком холодной... Мама заболела и умерла в больнице через несколько дней после отца. Такое вот горе...
Оливия резко тряхнула головой, гоня прочь боль воспоминаний.
Тони ничего не сказал, и у Оливии мелькнула уже мысль, не сказала ли она лишнего. Но Тони приподнял ее подбородок и начал осыпать ее поцелуями.
— Тони... Не дразни меня больше. Клянусь, у меня терпение на исходе, а прямо сейчас нам никак нельзя...
— Нельзя, — согласился он. — Но мне так нравится прикасаться к тебе. Не лишай меня этого удовольствия. — В этот момент его язык проник между ее губ.
— Когда... — сдавленно прошептала она, когда его голова поднялась, а ладонь накрыла ее грудь. — Когда мы сможем попробовать еще раз?..
— Моя мать заберет малышей утром. Тебе завтра на работу?
Его пальцы нащупали ее сосок. Оливия застонала и прошептала:
— Я могу взять завтра выходной.
— Прекрасно. Завтра после обеда мне нужно съездить в город, но я хочу, чтобы ты поехала со мной. Надо тебе кое-что показать.
Оливия попыталась что-то спросить, но Тони прижал ее к подушкам дивана и жадно приник к ее лицу, шее.
— Боже, я мечтал о тебе всегда...
И именно в этот момент раздался тоненький рассерженный голосок, едва не сбросивший ее с дивана.
— Фу! Нашли чем заняться! — Перед ними, расставив тонкие ноги, стоял Люк. На лице мальчика было написано глубочайшее презрение. — Тони, хочу, чтобы ты поиграл со мной в мячик. Мэгги вообще не умеет ловить!
Тони на мгновение задумался, посмотрел на спящего Шона.
— Иди, Тони, — подтолкнула его Оливия. — Если малыш закапризничает, я позову тебя.
Склонившись к ней, Тони провел пальцем по ее губам и прошептал.
— Не хочу оставлять тебя одну.
Люк снова заворчал:
— Вы двое еще хуже мамы с папой!
Оливия не могла не рассмеяться.
— Иди скорей, пока Люк не заболел. Он уже начал зеленеть от злости.
Теперь засмеялся уже Люк и помчался к зеркалу проверить, так ли это.
Оливия шлепнула ладонью по твердому плечу Тони.
— Иди. Я не умру. Просто посмотрю телевизор.
Но посмотреть телевизор ей не пришлось. Как только Тони и Люк вышли во двор, захныкал малыш. Вряд ли он проголодался, рассудила Оливия, ведь Тони перед сном скормил ему целую бутылочку. Наверное, просто хочет на ручки.
Она знала, что делала.
Очень осторожно Оливия взяла Шона на руки, и он, словно маленькая черепашка, вытянул шейку, чтобы взглянуть на незнакомую тетю. Похоже, его раздражала вся эта незнакомая обстановка. Оливия улыбнулась при виде недовольного выражения маленького личика, потом покачала малыша, погладила по спинке. Ответом ей был довольный, здоровый зевок.
Взглянув на большое мягкое кресло рядом с импровизированной постелькой Шона, она устроилась в нем с малышом на руках. Так легко расслабиться, вдыхая сладкий детский запах. И Шон, похоже, подружился с ней — он доверчиво вытянулся на ее руках, прижал маленькую головку к ее груди, уткнул ножки в живот. Подчиняясь инстинкту, Оливия замурлыкала забытую, казалось, мелодию, укачивая малыша.