По паре Нацу/Люси

Я возьму...

Усталый вздох отразился от кафеля ванной и утонул в море влаги и пара. Люси откинула голову назад, разложив руки на холодных керамических «крыльях», прикрывая глаза и вдыхая полной грудью какой-то интересный лесной запах. Она уже и забыла, что у неё оставалось немного этого благоухающего масла для ванны. Да что там — она уже и забыла, как хорошо, всё-таки, дома.

Вчера закончилась их миссия. Столетняя миссия. Та самая, на которую они сломя голову понеслись (ну, а кто поплёлся с предвкушением «незабываемого» времени, кхм-кхм) после войны. И боже, как же она устала…

Не зря на эти миссии отправляют только лучших из лучших. Всё, что видела Хартфилия, было, мягко говоря, не для слабонервных. А что вы хотели — даже Эрза пару раз сглатывала тяжёлый ком. А это уже говорит о многом.

Если честно, им как обычно досталось самое поганое из всех поганых: нужно было уничтожать гнёзда, полные демонов, которые находились тогда по всему Арболесу — остатки зерефских «язв». И было их там гораздо больше трёх-четырёх сотен…

Что ж, вывод был только один: Нацу выцапал самое гадское из всего возможного гадства. Впрочем, чему она так удивлялась?

В чужой стране — бывшем эпицентре грандиозной войны, впятером (не считая пары летающих котов), на неизвестной территории, с неведомым врагом, которого невероятно сложно уничтожить, почти не ограниченные в действиях и магии…

Н-да, почерк Драгнила был чётче некуда.

«В результате всё было не так уж ужасно», — постоянно утешала себя Люси. Однако пусть она и была талантливым писателем, утешающие сказки никогда не были её любимым жанром письма. Особенно теперь, спустя столько лет, когда она окончательно осознала, что врать самой себе — дело не только неблагодарное, но и очень даже убыточное.

Поэтому Люси сразу после сказок всегда возвращалась в мир суровой, но предельно честной реальности.

Эти пять лет были одними из самых тяжёлых в её жизни.

Тяжёлыми — несомненно. Но в то же время и довольно полезными.

Она набрала приличное количество материала за эту миссию, так что его вполне могло хватить на новую книгу — всё эксклюзивное, свежее, живое. Порой даже чересчур живое.

Но в этом-то и был её секрет: она писала о настоящем, о жизни. А жизнь — это книга с бесчисленным множеством пёстрых страниц, и для каждой главы обязательно найдётся свой читатель.