По паре Нацу/Люси

Одиночество на двоих

Спустя столько времени в какой-то момент такую давящую тишину в этом темном и мрачном месте наконец-то нарушил звук шагов — сперва тихий, едва слышный, но с каждой секундой все более отчетливый. С каждым мгновением Люси все больше узнавала эти тяжелые, до боли знакомые шаги. Еще несколько минут назад она боялась, что больше никогда не услышит их. Когда же из-за угла появилась едва различимая в темноте фигура человека, слегка пошатываясь из стороны в сторону и держась рукой за стену, Хартфилия вскочила с уже насиженного места и ринулась к тому, кто скрашивал ее одиночество вот уже почти год.

Миновав темный длинный коридор, Нацу оказался в небольшой комнате, куда через окно, покрытое трещинами — казалось, прикоснись к нему — осколки посыплются на пол, — попадал едва различимый солнечный свет. На улице уже темнело. Тогда-то Люси и смогла рассмотреть царапины и ссадины на его теле, а главное — глубокую рану на левой руке, откуда до сих пор сочилась кровь, стекая вниз и пачкая холодный серый кафель.

Девушка смотрела на него широко открытыми глазами, не в силах произнести и слова. Раньше Нацу всегда говорил ей, если уходил куда-то надолго, а сейчас, даже не намекнув ни на что, просто пропал на два дня. И вернулся — раненый, едва стоя на ногах. Люси отвернулась, скривившись из-за обиды и негодования, а глаза взмокли от слез: все же она была безумно рада видеть его живым…

Молчание, казалось, затянулось слишком на долго, пока девушка пыталась взять себя в руки, а Драгнил не смел издать ни звука — знал, что виноват. Только он открыл рот, чтобы произнести хоть что-то и потянулся к заклинательнице духов здоровой рукой, чтобы обнять, Люси развернулась к нему спиной и слишком резко зашагала обратно к столу, за которым она, собственно, и ждала возвращения Нацу все это время.

— Садись, — холодно, с обидой в голосе кинула она, кивая в сторону одного из стульев, и он не смел сопротивляться. Послушно сел, слегка улыбаясь, и внимательно стал наблюдать за Хартфилией. Он знал ее действия словно наизусть. Сейчас она достанет с самой высокой полки старого шкафа небольшую аптечку, грозно хмурясь, подойдет к нему, сядет рядом и начнет обрабатывать рану спиртом. Это случалось не так уж редко. — Где ты был? — уже более мягко, но не без укора в голосе продолжила Люси. — Ты никогда не пропадал надолго, а сейчас…
— Прости.

Его теплая улыбка — сколько бы времени не прошло — не изменилась. Разве что клыки стали чуть более выразительными, острее, да и глаза приобрели другой оттенок — янтарно-желтый, несколько холодный и зловещий.