В меня вселялось спокойствие, когда я дымчатым взглядом смотрел на Чарли. Его безмятежное лицо было подставлено ярким лучам солнца, которые пробирались сквозь высокие ветви старого дерева, еще посаженным моим дедом тридцать лет назад. Деда уже нет лет так семь, а дерево стоит и колышется от легкого дуновения южного ветра. В свои шестнадцать я прекрасно осознавал, что Ему, Чарли, необходим отдых на природе - подальше от пыльных дорог и будильника в шесть утра, который звенит над самым ухом. Я прекрасно осознавал, что Он не мальчик и даже не подросток, который бегает с утра до вечера вдоль реки, собирая при этом гальки и ракушки. Он - взрослый человек, имеющий работу, семью и даже дворнягу по имени Марс, который прибился к его двору в конце семнадцатого года. В свои тридцать два года Тимм занял высокую должность в геологическом центре и ни о чем не жалеет.
Мой отец, загорелый немец с сигарой в зубах, привез Чарли в начале лета, то есть шестого июня. А сейчас уже пятнадцатое июля. И вот,Чарли Тимм отдыхает здесь от вышеупомянутых дорог и будильников уже больше месяца. За эти дни он изменился: стал больше уделять времени моей семье, стал более общительным и даже в эмоциональном плане произошли "сбои". Приехал он сюда, в маленькую деревню английского плана, по работе. Говорят, здесь есть друзы и пещеры, куда входят жеоды аметистов, кристаллы горного хрусталя. Но я в это не верю. Конечно, я буду рад за Чарли, если он отыщет это место, но их тут просто нет. Это слухи, которые развели местные для привлечения туристов и геологов. Один из них был Тимм.
Моя мать, черноволосая европейка родом из маленького немецкого города Марбурга, поселила гостя возле моей комнаты - за стеной. Эта комната пустовала всегда: в ней стоял лишь старый платяной шкаф, который еще застал времена моей бабушки, новая кровать и большое окно, выводящее взор на летний сад, где в мае зацветала сирень - сейчас же цвели кусты роз. Конечно, в комнату мы добавили большой стол,который тут же был захламлен тетрадями с размашистым почерком и геологическими сносками и так далее. Занесли кресло, до этого стоящее возле моего окна, на котором я учился читать. Мне тогда, наверно, года четыре было. Тогда за окном шел дождь. Крупные капли ливня с грохотом ударялись о железные перила балкончика, создавая такой шум, будто бы множество маленьких человечков просятся домой, ударяя такими же маленькими кулачками о твердую поверхность. В тот момент еще дед передо мной сидел, такой старенький мужчина с седыми вьющимися волосами и легким пушком над губой, и внимательно слушал мое корявое произношение. С этим креслом так много воспоминаний, но я с легкостью отдал его своему новому знакомому.
