Он как-то незаметно постучался в наши двери, призывая Чарли уезжать. Обо всем по порядку.
Пещера не была так найдена. Жеоды не были доставлены. Но по разговорам Тимми он не был расстроен. Он хорошо отдохнул тут, в деревне английского типа. Искупался в ледяной воде, от чего Чарли не мог отойти весь день, побегал от местных собак, прогулялся по огромному полю с пшеницей. Я все это время был с ним. Бок о бок, плечо к плечу. Он был роднее мне всех родных, да и я ему понравился.
-Ваш сын мне нравится,- как-то выразился Чарли за ужином.- Хороший человек, а главное, что умный.
Я глядел за окно: сероватое небо напоминало о скорой осени, которая уже наступала на пятки кончающемуся лету. Потом глядел на собранную сумку Чарли, мне захотелось плакать. Последнее время я проводил только с Тимм, пытаясь запомнить каждый сантиметр этого тела. Я знал, что он приедет лишь через год, и как-то это время мне надо будет убивать.
Я сидел на ступеньках, когда мой отец вместе с Чарли уехали в местный паб. Я осознавал, что день-два, а ,скорее всего, сегодня его уже не будет. Я буду выходить на балкон и вспоминать терпкий сигаретный запах, пытаться искать его в толпе незнакомых мне лиц. Это называется больная влюбленность, которая, по словам Чарли, должна закончиться через месяц или два.
В такие моменты невозможно выразить свои эмоции: когда просто скучаешь заранее по человеку, который пока что не уехал. Но это жуткое ключевое слово пока. Я поселюсь в той комнате, как только он окажется в машине. Не буду двигать вещи, дополнять комнату другими моментами - пусть будет все так, как было при нем: новая кровать, которая скрипит при полной тишине, облезлый стол и кресло. Потом я буду ждать окончания года. Он будет тянуться вечно. В зимние вечера я буду ненавидеть все, кроме него, ибо именно в такие вечера все обостряется. Я буду мучаться от того, что не смогу увидеть человека. У меня будет только номер телефона, на который я никогда не позвоню. Он будет в телефоне только для того, чтобы напомнить, что Чарли существует.
Я ни с кем не делился своими чувствами: но мама давно все поняла, а отец, сделав вид, будто бы ничего не видит, знал все. Как-то я не выдержал и признался ему, что я питаю к Тимми чувства больше , чем просто дружба. Он меня понял и сказал лишь, что я уже взрослый, и что поступок мой должен был быть обдуманным, и чтобы я не трогал этим самым его жену. Но мне совершенно не хотелось быть с ним. Просто изредка видеть его, питать сигаретный аромат на старом балкончике, вид которого открывается уже на осыпающиеся розы. И всего-то.
