Наше "хорошо" и наше озеро. Мы обрели то, что есть только у нас. Слово, которое произносили мы в любой момент и место, куда мы приходили чаще всего.
Это был небольшой кусочек "острова", возле которого не было ни души. Когда-то я прозвал его "Островом русалок". Чарли с этим глупо согласился,и тогда появилось у нашего острого наше название. Мы стали объединять вещи, называя их нашими. Могу писать об этом Вечно.
Тогда мы сидели на берегу голубого озера. Со дна смотрели на нас маленькие рыбки, выпучив свои большие глаза. Их было так много, что вот - протягивай руку и бери. Небо лилового оттенка повисло над нашими головами, а сквозь небольшие пространства между кучерявыми облаками на нас смотрело мутное солнце. Оно было таковым,ибо светило плохо, а если и светило, то лучи рассеивались в воздухе, превращаясь в золотую пыль. Было в этом дне что-то особенное: я проснулся очень рано,кинув свой взгляд на открытый балкон. Со второй половины на меня смотрел он,Чарли Тимм,с сигаретой в зубах и с легкой сонной ухмылкой. С самого утра было что-то теплое и приятное. На секунду я почувствовал запах меда и молока с кухни, откуда доносилось легкое гудение кондиционера. Возле окна сидели мои родители и ждали, пока приготовится завтрак. Даже в их лицах именно в этот день было очень теплое и что-то необычайно проникновенное, то, что задело меня - в хорошем смысле - до глубины души.
Голубая вода касалась наших голых ног, обмачивая в своей прохладной летней свежести. Трава щекотала бок,цепляясь за легкую голубую рубашку. Я дышал полной грудью, пытаясь насладиться нашим моментом. Я не мог надышаться, налюбоваться Чарли и нашим "Островом русалок" - просто не мог. Тимм лег на траву, сминая под собой аккуратные стебли. Он слился с землей, с травой и с природой в целом. Тогда даже лицо казалось не загорелым, а каким-то зеленоватым. Эти полуоткрытые губы, сероватые глаза и блестящий на солнце лоб манили. Это запретный плод, от которого все тело покрывается мелкой дрожью, а внутри рождаются бабочки с разноцветными крыльями, которые пытаются вырваться, но не могут. В такие секунды стирается все: есть только ты,он и наши моменты. Меня занесло очень далеко, но я не мог отказывать себе в таком.
Он привстал на локте, вырвав среди зеленого моря стебелек и засунув в рот,глядя куда-то на воду. Его глаза, как блестящая поверхность чужой планеты, не двигались: они изучали гладкую поверхность озера, в то время, как я изучал его ровное бархатное лицо.
