Утопая в беспредельном депресняке

4 сентября 1968 года Дом

Дом, милый дом, родительский кров, семейный очаг, тихая гавань, приют блудного сына, домашние заготовки, домашнее тепло, домашний уют. Алекс Уокер. — «Основы жизни». Часть 3. Ничто не оказывает такого влияния на личность, как среда, в которой она формируется. Это аксиома. Хотите примеры? Пожалуйста. А. У крепкой, любящей семейной пары, живущей в нормальном стандартном доме с крепкими стенами, вырастет крепкий, нормальный, приспособленный к жизни, стандартный ребенок. Б. Когда дело берут в свои руки лунатики, от ребенка, выращенного ими, ничего хорошего ждать не приходится. Моему отцу, беспечному бродяге и неисправимому романтику, даже и в голову не могло прийти хоть чуточку позаботиться о моем будущем, когда он, в ту далекую пору, вздумал объявиться в доме эксцентричных родственников Хелены.

Пару дней спустя Хелена вернулась в Дублин вместе с Виски. Его фургон протарахтел через всю страну, стряхивая с кузова ржавую пыль и кусочки отслоившейся краски. Они коротали время за болтовней, а пес Джаспер, от нечего делать, подпрыгивал на сиденье между ними.

К дому на склоне холма они подъехали в восемь утра, усталые и голодные. Ведя машину по широкой, заваленной сухими листьями дороге, серпантином взбиравшейся на холм, Виски все больше чувствовал себя не в своей тарелке. Этот невообразимый огромный дом стоил, похоже, уйму денег. Ему, обитателю трехкомнатной квартирки с отстающими обоями в районе Крысиной штольни, такое жилье казалось чем-то запредельным.

— Я, пожалуй, высажу тебя у дверей и поеду.

— Это еще почему? Ты что, даже не хочешь зайти?

— Боюсь, я без галстука.

— Не валяй дурака. Никто не обратит на это ни малейшего внимания.

— Ну, не знаю...

Виски остановил «фольксваген» у ступеней парадного подъезда. Дом был огромен, как на картинке из глянцевого журнала. Окаменевшее порождение безумной фантазии обкурившегося архитектора соединяло в себе старомодную вычурность с бредовым сюрреализмом.

Пока они выгружали свои пожитки, за ними наблюдал, прислонившись к дверному косяку, мужчина в голубой полосатой пижаме и шлепанцах Али-Бабы с золотым шитьем и загнутыми вверх носками. Он держал под мышкой сложенную газету и шумно пыхтел трубкой с длинным чубуком.