Таблетки от кашля

Глава вторая.

предсмертная записка:
если вы не замечали шрамы на моих бедрах, 
или поддельную улыбку на моих губах,
или принудительный смех, который я использовала,
или то, что я не заботилась
о вещах, которые я раньше любила, 
тогда не смейте стоять 
на моей могиле и плакать.

как вы можете плакать из-за кого-то, кого даже не знаете?

В сутках 1440 минут, и из них люди не могут найти одну для меня. Я повторяюсь за этот день; я дьявольски одинок. 

В средней школе, представьте себе, я был "тем самым парнем, который на истории английской литературы сидит с красавчиком-выпускником". По заведенному порядку, на каждый год перед Днём Купидона ученический совет ставит небольшую кабинку у кабинета искусства и АИПТ ("Американская история повышенной трудности"), в которой можно приобрести маленькие, так называемые телеграммы. Затем их разносят купидоны, (по-моему, это обычно девушки лёгкого поведения, завсегда липнущие к старшеклассникам и парням из команды по лакроссу). 

Если ты неудачник, это сразу будет легко определить по количеству полученных тобою цветов. Меньше десяти — твоя репутация до сих пор не закрепилась, пять и менее — поздравляю, ты полнейший даун. 

Количество роз всегда менялось, не зависимо от того, в каком слое обществе ты находился. Моё положение внутри коллектива слегка пошатывалось, но даже я, парень, которого не замечают, на протяжение одного года получил шестнадцать роз. Бывали и те, кому их и вообще не отправляли; это, по мнению Марго Ровански, — королевы школьного балла, — было смертельным позором. Стыд до конца жизни, говорила она ребятам, не выросшим из эпохи очков и розовых брекетов. 

Я был не то, чтобы привлекательным, — просто типичным американским парнем-подростком, которому слегка не повезло в общении с нынешним обществом. До пятого класса, до отстойного 2001 года, когда меня впервые предали друзья и я почувствовал существенное удовольствие от лезвий и ран, распространяющихся буквально по всему телу, я был действительно самой настоящей тихоней, который краснел лишь при одном пойманном на себе взгляде. 

В восьмом классе, кажется, я стал набирать обороты, и из серой мыши превратился в бездушного разбивателя сердец с каменным лицом и стеной сарказма, окатывающей как снег в июльский день.