Завтра может не быть

Часть 7

Хоть инстинкты девушки и были спокойны после слов доктора о состоянии здоровья братьев Учиха, Хината просто изнывала от страха и сосущей пустоты внутри. Ее тошнило, а душа кровавыми кусками отслаивалась, падая куда-то в желудок. Хьюге казалось, что она гниет изнутри — в первую очередь из-за алых осколков сердца, из которого высачивалась душа, а во вторую... Она представляла, что с ней станет, как только оклемается младший Учиха. Девичье тело помнило ночь с запахом тел, когда луна опротивела — следы от пальцев на плоти горели, как маков цвет в июле, ярким багрянцем, только цветы дурманят, а Хината — сгорает.Хироши приходил в дом шиноби и будто не боялся. Хината не видела в нем прежней робости и не понимала: то ли он привык к ней, то ли чего плохого задумал? Но Хьюга ничего не предпринимала. Да и зачем девушке, живущей одним лишь сегодня, думать о завтра?Повязки слетели с глаз, парой обескрыленных голубей падая на пол. Вместе с ними спрыгнуло и сердце Хинаты, разлетаясь, как тела птиц, в клочки, получая вмятины и больше не имея шанса взлететь. Ее последние надежды, что Саске сжалится над ней, тополиным пухом разлетелись по ветру, не принесшему свободы.— Не надо, Саске-кун! — вырывалась куноичи, царапая пальцы и запястья бледной кожи брюнета. Слезы лились по лицу хрусталем, разрывая в кровь нежную плоть. Как ей опротивели его прикосновения. Даже ее душа, смятая не в грудине клочком бумаги, отзывалась глухим сопротивлением. Тело же предавало Хинату, дурманом разливаясь в прикрытых глазах цвета инея.— У нас осталось слишком мало времени до конца месяца. Я уверен, тебе надо оторваться со мной, а не Итачи, — он срывал с нее одежду, вдыхал сладостный аромат и очерчивал изгибы, плавность которых преследовала его и в дни слепоты.<tab>Младший Учиха уворачивался от ударов ее ног, заламывал ее руки, на запястьях связывал змеями и шептал, опаляя ее ключицы горячим дыханием:— Ты же не хочешь, чтобы их яд попал тебе в кровь?Хината сжимала глаза, она чувствовала, как ресницы слипаются от слез, сминала губы и только и думала, совсем как заведенная, что до завтра не доживет. Отравится собственной гнилью, и уже не страшны будут эти змеи, шипящие слово в слово за хозяином. Она жалела, что не сбежала, пока была возможность, даже если и понимала, что ветер не подарил ей ощущения свободы — она не была заточена. Хината просто пряталась от горожан Конохи, строгих глаз отца, понимающих Сакуры и добрых до невозможности мальчика-героя. Она согласилась на такого стража, раз не убежала прочь. Бежать некуда.Учиха-младший огрубевшими подушечками пальцев очерчивал скулы брюнетки, изнывая от жуткого голода, а пищей было ее тело. Нежное, мягкое и манящее. Хината отворачивала голову, чтобы помешать Саске касаться ее лица, но он с силой разворачивал его к себе, чувствуя, как пальцы стали мокрыми от слезинок.Он требовательно целовал ее тело, едва сдерживал себя, чтобы не накинуться на нее сразу, и чуть ли не рычал от злости, когда Хината сдерживала стоны и порывы тела поддаться ласкам. Она кусала губы, задыхаясь в коктейле рыданий и страсти. А Саске продолжал касаться губами желанного тела. Он языком проводил сырые дорожки по груди, очерчивал ребра и помогал себе руками, лаская полные груди.— Не надо, — умоляла Хината, заглушая слова плачем. Боль сжигала ее изнутри, а страсть сводила с ума. Хината себя считала уже умалишенной от разлада желаний тела и души, — пожалуйста, Саске-кун.К несчастью Хьюги, Учиха был глух, он был во власти ее тела, от которого рассудок просто помутился. Куноичи только и делает, что думает, пока ее насилуют. Она размышляет, что она неплохо относится к младшему из братьев, и обязательно была бы к нему добра при других обстоятельствах.От мыслей ее отвлекает Саске. Он резко вошел в ее лоно и теперь упирался одной рукой о кровать, а другой сжимал ее сосок. Хината шумно выдыхала. Ее тошнило от того, что с ней делал брюнет, из-за него ее бедра двигаются, стараясь сильнее тереться о член. Из-за него она выгибается и царапает ему спину, надеясь нанести хоть какую-то боль. Но этим она только распаляет его, и он начинает яростнее долбиться в нее.Спальня провоняла сексом, так считает Хьюга, желая не дышать — лишь бы не ощущать этого жаркого воздуха, сжигающего легкие. Шлепки его мошонки о ее бедра слишком постыдные и звучат звоном колокола в храмах поклонения богам. Глупое сравнение, но она готова склонить голову, преклоняясь божествам, лишь бы не слышать этого звука более.Но она слышит. Раз за разом. И смотрит в окно, желая увидеть солнце. А видит сумерки, как в тот день, когда томление ее души не зря поднялось, а сердце еще не было мясным ошметком. Еще она видела ночное светило. Луна будто бы сжирала небо, когда убывала, ее осколок был слишком острым, словно клыки. Так было, пока месяц не истек, а она не имела сил, чтобы встать с кровати от ежедневных нападений Саске. У нее больше не было сил отпираться, а завтра сокращало ее сегодня.