Попавшая Не Туда

2

  Прекрасная и волшебная заря окрасила небо в невообразимо крисивые и мягкие цвета, а лучи поднимающегося солнца прогоняли прочь тьму и блудный холод, что воцарился над землёй, словно плед, коим укрыла нас ночь. Туман неохотно уходил рассеиваясь на пришедшем ветру исчезая под лучами стяющего солнца. Птицы всегда просыпались первыми, и своим заводным пением они разрушили безмолыие неба и шопот крон деревьев густого леса. Их пение наполнившее лесные владения, пробудило множество жителей дня и убаюкивала обитателей ночи.
  В этом самом прекрасном лесу из высокого клёна и раскидистого дуба, оказалась и девушка, весьма необычным способом, нежели обычным похещение, или что-то в этом духе. Пробуждение оказалось для неё отнюдь не самым приятным, хотя бы из-за нестерпимой боли в спине. Такое обжигающее и острое растикающее по нервам и крови бурлящей магмой ощущение, совершенно не давало здраво мыслить. Она давно отвыкла от настолько остро ощутимой боли и ныне страдала в огонии своего скованного болью тела крехтя, ведь лёгким стало кретично мало места в клетке рёбер, а вдох казался таким мешлочным и недостаточным, не способным утолить жажду кислорода. Пересохшая глотка отзывалась раздражением таким неприятным, и таким ничтожным в тени пульсирующей боли. Разум то и дело мутнел от новых волн этого ада, и как же ей хотелось как и прежде не ощущать этого. Но как бы она о том не желала, реальность всегда будет острен, жостче и неприятней, чем мы того хотим. Она хрипя севшим голосом страдала лёжа на земле старательно пытаясь исправить своё полржение и избежать боли, но все попытки, то и дело, заканчивались без успеха принося только новые волны боли. Она не сдавалась никак не желая терпеть эту огонию и сквозь множество попыток смогла избавиться от этого ада, хотя боль неохотно отпускала её тело. Наконец-то стало легче, намного легче, но только физически. Ращум отрезвевший после пелены боли поймал очень неприятный вопрос, из-за чего именно она страдает в огонии пульсирующей боли, хоть и утихающей. Первые несколько минут, когда она просто старалась привыкнуть и успокоить нервные окончания она уже и оставила этот вопрос, пока не попыталась подняться хотя бы на четвереньки, для начала, но спину прошибло, как током, ещё больший удар боли заставив вскрикнуть весьма звонко и громко и  упасть на землю и заскулить не смея больше двинуться. И вопрос очень затревожил её сознание, ведь кто знает, как именно она оказалась под корнями деревьев и что происходило, пока она поибывала в забвении пустоты и тьмы. За своими мыслями и полыхающим очагом боли она совершенно не заметила приближающийся хруст хвороста под явно широкой поступью чужой ноги, и заметила это, когда открыла глаз в пелене слёз на взор которого попал тёмный сопог явно для походов. Сил критически не хватало, что бы хотя бы голову повернуть для лучшего обзора на незнакомца. Слов она не могла его разобрать и очень быстро они превратились в неразборчивую кашу и с хриплым стоном боли и усталости она снова провалилась в небытие потеряв сознание.
  Тем, кто пришёл на крик из-за нескольких деревьев оказался Финляндия, что вышел на охоту дабы развеять свою такую приевшуюся скуку. В его руках была винтовка, а сам он был одет в сапоги с широкой подошвой, широкие не сковывающие движений штаны и куртку, а на голове была шапка-ушанка весьма лёгкая.
  Он весьма резко отреагировал на короткий вскрик и несколько порадовался, что не пустил пули попусту. Прийдя на место откуда и был вскрик, он конечно же удивился, хотя бы потому что в такую глуш не вела ни одна тропа. Он также был убеждён, что тот участок леса в котором он время от времени охотился никто кроме него хорошо знать не может. Странным было и отсутствие каких либо следов поблизости этого злополучного места, и он это проверил обойдя участок земли в несколько метров от упавшей в обморок. Он не спешил помогать ей, хоть и видел явное повреждение спины от которого одежда окрасилась богровой кровью, как и земля. Он долго ломался и думал, что делать с находкой стоя над её телом и всё же приняв факт, что бросать её вот так вот не самая лучшая идея которая могла прийти, и с тяжёлым вздохом Финляндия остановил свой выбор на варианте по плану которого сбагрит находку в ближайшую больницу или полицейский участок, да поскорее, чтоб мороки меньше было.
  Он так и поступил, убрав винтовку поднял тело её, предворительно перевернув на спину и понёс к ближайшему краю леса который превосходно знал. Он положил её на траву у дуба и ушёл по другой знакомой, пожалуй, только ему дороге, к своему дому. От туда он уже приехал на своей машине к месту где её оставил. Переложил её на задние седения на заранее постеленную ткань, мыть то он ничего не хотел, если вдруг кровь хлынет, и повёз по дороге. Ближайшим, к месту откуда он тронулся с богажом, оказался медпункту куда он её и привёз сбагрив врачам на попечения и дав показания, которые его таки заставили указать, уехал.
  Ну а что ещё надо, вполне достаточно, что он не оставил её умирать где-то в глуши которую только он и знал, и он даже потрудился привести её к ближайшему медпункту, а ведь мог поступить и менее благородно. Одним словом ей очень даже свезло с тем, что её нашли, но теперь судьба её совсем неизвестна.
  В больнице ей произвели необходимую первую помощь, ведь больница была в глуши и не обладала толком нужным обарудованием, а потому, обеспечив уход до прибытия машины скорой помощи, её повезли в другую клинику уже с оборудованием и оформили всевозможные бумаги с предпологаемым увечием, которое предстояло проверить уже в другой больнице, куда её повезли спустя 3 часа после её прибытия в руки докторов.
  Уже там осматрев прибывшую и проведя нужные проверки ей диогнастировали не очень серьёзное повреждение позвоночника и истощение организма, а также, кому.
  Пусть и с спорами между врачами и верхушкой, но таки приняли и утвердили решение поддерживать жизнь, пока не будет ясно с её личностью, хоть что-то. Опиралось всё о показания Фина и о внешность пострадавшей, но как бы органы полиции не старались найти хоть какие-то документы о личности - всё тчетно и упиралось в стену без каких либо результатов, ведь все похожие по внешности люди были также найдены и не было пропавших с теми же чертами внешнасти, что у неё. Из этой нибылицы медики начали подумывать, что держать за дитё ответственность на себе дело без пользы и приняли попытку сбросить на кого-то всю ответственность за чужую жизнь, ведь даже на органы разобрать её не было выгодным и было ришено сбагрить комунибуть, или выбросить как лишний груз, если не выйдет сбагрить.
  Да, вот так и живём, никому не нужна ответственность за человека, чья жизнь в нестабильности и на грани, без какой либо пользы, а потому, в попытке уйти от ответственности, медики, через знакомых в полиции, пытались связаться с Фином, но после первого же звонка на его мобильный, они получали только игнор. Фину, также как и им, не был нужен лишний груз в виде безсознательного тела девушки которую он и нашёл. А службы опасались угражать ему чем либо, страна всё таки, безнаказанными не останутся, а никто своего поста терять нехотел.
  Подходило время когда доктара направлялись в отдельную полату с поддельными документациями фиксированной смерти. А что она? Она ничего сделать не может, только разве что существовать на задворках сознания, покамись, живущего тела, во мраке и безсознательности, с пустотой в взоре зависнув в этой мгле, как в вечном падении, но где же долгожданная земля, о которую суждено ей разбираться на смерть? Её нет, а что-то делать с происходящим, просто безсмысленно в её глазах, не имеет никакого толку, совершенно. Но в эту тьму вторгается, в сиянии света из неизвестного источника, знакомый до боли и бешенства в крови силуэт, но уставшее сознание не воспринимает его, как хоть что-то необычное, словно так и должно быть, хотя, это наврятли так. Свет не исчезал за широким плечом незнакомца, а словно был прикован к его спине, подобно крыльям, но не имевшим привычной формы. Он размеренным шагом шёл к ней, шаг в шаг, с продажными врачами, и замерев на растоянии вытянутой руки, с щелчком дверного замка, отвесил ей щелбан в лобную долю.
  Сердце в бешеном ритме вжималось в рёбра каждым новым ударом, а лёгкие раздувались так сильно, что костям становилось тесно в обтягиваемых мышцах. Глаза широко распахнулись, а трубка всунутая в глотку мешала нормально дышать, вызывая рваный кашель в перемешку с рвотным рефлексом. Врачам потребовалось некоторое время, что бы отойти от шокового состояния и вопреки своим желаниям помочь ей прийти в себя. Их планы рухнули и ныне предстояло проводить диагнозы и физическое состояние в норму. Как же им чертовски не хотелось, хоть что-то делать, с такой ненавистью и отвращением главный медик смотрел в её глаза с укором, словна та виновата в своём пробуждении.
  Её первые мгновения в сознании наполнились болью груди начиная с органов, заканчивая костями и мимолётной радостью за своё выживание, но она была мимолётной, и пролетела эта радость, стоило глазам сфокусироваться на чужом укоризненном полном призрения взоре - всякая радость улитучилась, ей на смену явился привычная неприязнь и напряжённая раздражённость к стоящей рядом с койкой личности. Хмурость, как надетая маска, заставила мышцы привычно скорчить ярковыраженную неприязнь с ненавистью в её гримассе.
  Ей пришлось заново учиться ходить, пусть она была в коме и не такой уж долгий срок, но память от чего-то, уплыла от неё протекая сквозь пальцы, словно песок, и даже мышечная память не спасала, всё стёрлось так, словно кто-то выдрал страницы биографии развернув новую и чистую, пусть и запачканую чернилами, но её подсознание хранило содержание вырванных страниц, однако не спешило раскрываться, даже во снах, в которых зачастую мелькали знакомые картины трущоб и кадры избиения металлического ящика, а от этих кадров шло уйма вопросов очень плотно и едко въедающихся в её мысли.
  Никому не было охотно заниматься столь морочным делом, явно свалившемся прямеком с неб. Все наводящие вопросы к ней, что должны были хоть что-то прояснить, внести хоть кокую-то ясность, не довали абсолютно никаких результатов и всех, кому поручили это морочное дело это в водило в бешенство. Никому по прежнему она не была нужна, только и весела лишним грузом, но теперь этот груз начал приносить уйму проблем и все торопились поскорее с этим покончить и сбросить груз ответственности на кого-то другого.
  Ей спешно сделали документы личности и добавили в базы данных. Опираясь только на пераый брошенгый взгляд, ей определили и вписали в документ не больше 16 лет, вписали сомнительную биографию и покончив с оздоровительными процедурами, вручили все нужные бумаги, выгнали из больничной палаты на попечительство детского дома расположившегося на окраине города. Вот так вот и сбросили с себя ненужный груз на чужие плечи.