— Чимин, ты уверен, что находишься в адекватном состоянии и не будешь позже проедать мне насквозь мозги? Насколько хорошо ты все обдумал? Прошло всего два часа! — Чонгук то и дело взмахивал руками, обрывисто дышал и метал взгляд от одного угла к другому. Возможно, он понимал причины спонтанного поступка, видел, как вмиг в друге что-то щелкнуло, как испарилась вся его боль, переросла во что-то жуткое, мерзкое, разъедающее все, что удостаивалось взгляда, но все же боялся, что потухнет это пламя так же быстро, как вспыхнуло, ведь ему потом все выслушивать, успокаивать.
— Выйди, глаза мозолишь. — Пак лишь мимолетно глянул, переводя свое внимание на растерянного мужчину, что стоял над креслом, не совсем понимая, что делать нужно в данный момент. — Черный. — всего одно слово, отражающее его целиком и полностью, цвет, который выгнал разом все нежные, с грохотом внутреннюю дверь с петель снес, на самом возвышенном месте устроился.
— Мы в дерьме. — Чон прислонил к уху телефон, накрывая рот рукой, чтобы не услышал Чимин, показал язык, когда тот развернулся, пытаясь уловить суть разговора. — По уши.
— Знаю, Гуки. — Тэхен прыгнул на просторную кровать, накрывая лицо подушкой, будто она уберечь могла от проблем. — Я не могу найти Юнги. — тяжелый вздох с обеих сторон, отключение вызова.
Чон Чонгук теряет Пак Чимина.
Он не видел его улыбку уже, кажется, так давно, и не видел бы еще столько же. Только не такую безумную, которая из самых потайных уголков души весь мрак разом вытянула, придавая ему материальную форму. Чимин любовался собой, разглядывал каждый миллиметр лица в зеркале напротив, меняясь местами с отражением, которое теперь приняло облик грустного мальчишки, который в тайне от всех горько рыдал навзрыд от боли, сам же он стал теперь тем, кого до этого момента на цепи тяжелой держал, кто разрывал органы, пытаясь завладеть разумом, но ошпаривался о любящее сердце, преграждающее путь. Теперь же он свободен: сердце стало черным, как и свитер малыша внутри Юнги, как теперь и волосы Чимина.
— flashback —
— Давно не виделись, детишки. Никто не обижал? — Юнги руку в волосы мятные запустил, подставляя лицо под порыв ветра. — Так и будете молчать? Не узнали, что ли?
Он подошел к Тэхену, крепко сжав в замке из рук, а тот стоял неподвижно, боясь даже вздрогнуть. Ким бы подбежал, завидев друга еще за километр, не свисал бы с шеи наверняка еще пол дня, обругал бы за пропажу длиною в месяц, затем сказал бы, как невероятно сильно скучал. Все бы сделал, стоило появиться на горизонте Юнги, сейчас же его кости ломал не он: каким бы темным не был всегда Мин, Тэхен без всякого напряга видел яркий свет внутри него, теперь же вокруг сгущалась лишь плотная, густая, противная мгла, какой покрывают обычно жуткие дома в фильмах ужасов. Чонгук шипел, боролся, чтобы не сорваться, смотрел, не отрываясь ни на секунду, в глаза Тэхена, удерживающие его на одном месте, умоляющие просто ждать. А Чимин.. От него осталась только едва заметная оболочка, он словно от внезапно рухнувшей надежды распался на мельчайшие атомы, превращаясь в полупрозрачный силуэт. Чон резко развернул его на себя, хватая ладонями за лицо, тряся за плечи, заглядывал своими большими, добрыми глазами в чужие, искал в них хоть каплю смысла, надеялся отчаянно, что осталась в Чимине частица, пусть одна, самая незаметная, но наполненная желанием бороться, жить. Чонгук внутри кричал истошно, ему органы вырывало голыми руками внезапное ощущение опустошения, он бился о стенки отчаяния, умоляя дать шанс другу, скрипел зубами, при каждой попытке Пака отвести безэмоциональный взгляд снова хватался за нежную кожу, губы кривил, понимая, что еще секунда, и призрачная иллюзия веры ускользнет змеей, стирая после себя всякие следы. Ничего. Чимин опустил руки. Щеки Чонгука загорелись, слезы вырываться начали совершенно сумасшедшими ручьями, он уже словно в бреду потряхивал Чимина за плечи, шепча: «пожалуйста, нет, прошу..», Пак лишь накрыл его ладони своими, нежно снимая с себя, поднял уголок губ, до неузнаваемости осипшим голосом пробормотал: «нам пора, идем?».
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Spread my wings
FanfictionЮнги обнажит свою душу тогда, когда Чимин последует за ним в преисподнюю, в тот день, когда сгорят оба; смоет остатки липкой крови только при условии, что в его ладонях останется чужое сердце. Чимин соберет себя по кускам, если Юнги перестанет дроби...