ПРИРОДА

Часть 2

людям и воображает их — а как же иначе! — сказочно бога­тыми. Рощу за высокой оградой они называют парком, такой роскоши, как у них, он отродясь не видывал, в обществе изысканнейших людей ездят они на своих экипажах на воды и в далёкие города. Рядом с таким воображае­мым поместьем любое имение кажется ему жалким загоном с уродливы­ми лачугами. И, наконец, сама муза предаёт своего сына: дары богатства и утончённой красоты видятся ему осиянными — из воздуха, из облаков, из придорожного леса — горделивым светом, приношением патрициан­ских духов патрициям природы, метою князя власти воздушной.

Моральная ответственность создателей новых Эдемов и Темпе, не всег­да очевидна, материальный же пейзаж всегда доступен нашему взору. Со­всем не обязательно посещать озеро Комо или Мадейру. Мы придаём слишком большое значение красотам отдельных мест. В любом пейзаже нас восхищает, прежде всего, линия соединения неба и земли, а ею можно любоваться не только с вершины Аллеган, но и с ближайшей горки. Над самым невзрачным и заурядным общинным выпасом кружат те же необык­новенные ночные светила, что и над Кампанией или над мраморными пу­стынями Египта. Взвихрённые облака и краски утренней и вечерней зари преображают ольху и клёны. Разница между пейзажами невелика, но со­зерцатели их могут разительно отличаться друг от друга. И более всего в любом пейзаже нас поражает то, что он всегда красив. Природу нельзя застать врасплох. Она прекрасна во всём.

Впрочем, когда ведёшь речь о том, что учёные именуют natura naturata или пассивной природой, очень легко лишиться доверия читателей. Прямо говорить о ней, соблюдая меру, крайне сложно. Попробуйте порассуж­дать о «предмете религии» в случайной компании. Стеснительный человек не станет выражать соответствующих чувств, не связывая их возникнове­ние с некой тривиальной необходимостью: мол, он решил проверить свою лесную делянку, взглянуть на тучную ниву, привезти из дальних земель не­кое растение или минерал или, скажем, он держал в руках ружьё или удоч­ку. Думаю, эта стыдливость имеет благую основу. В природе дилетантизм никчемен и бесплоден. Бродящий по полям хлыщ ничем не отличается от своего бродвейского собрата. Человек по природе своей охотник или лесовик, и справочник, основанный на свидетельствах лесорубов и индей­цев, мог бы занять в лучших книжных салонах почётное место рядом с раз­ного рода «Гирляндами» и «Венками Флоры»; но обычно — либо потому, что мы слишком неуклюжи для столь деликатной темы, либо по какой-то иной причине — пишущие о природе страдают выспренностью. Фриволь­ность — самое неподходящее приношение Пану, которого в мифологии следовало бы представить самым целомудренным божеством. Памятуя о поразительной размеренности и дальновидности времени, я стараюсь не быть легкомысленным, однако не могу отказать себе в праве снова и сно­ва возвращаться к этой давней теме. Множество ложных церквей служит укреплению истинной религии. Литература, поэзия, наука — дань людей этой непостижимой тайне, что не оставляет равнодушным или безучаст­ным ни одного здравого человека. Природа любима лучшим в нас. Любима как Божий город, хотя в нём — или, скорее, поскольку в нём — нет жителя. Нет под солнцем ничего, на что походила бы вечерняя заря — она ждёт человека. И красота природы неизбывно будет казаться нереальной и драз­нящей, пока на пейзаже не появятся ничем не уступающие ему самому че­ловеческие фигуры. С появлением подлинно людей восторг перед приро­дою исчезнет. Если царь во дворце, кому интересны стены? Когда же нет его, в доме, полном слуг и зевак, мы отвращаем свой взор от их лиц и укре­пляем себя открывающимися нам в полотнах и в архитектуре образами ве­ликих людей. Критикам, ставящим интересы дела выше красоты природы, следовало бы знать, что наше стремление к живописному неотделимо от протеста, вызванного лживостью общества. Пал человек, но не приро­да, — она служит своего рода дифференциальным термометром, позволя­ющим определить наличие или отсутствие в нас божественного чувства. Мы почтительно взираем на неё вследствие своей болезненной тупости и себялюбия, по нашем же исцелении она выкажет нам своё почтение. Вид бурного ручья может вызвать у нас чувство стыда, однако если тече­ние нашей собственной жизни исполнится подлинной силы, ручей будет посрамлён. Всполохи пламени, а не отблески