Химия смерти. Саймон Беккет

Глава 19

Несмотря на суматоху прошедшей ночи, день начался как обычно. Это-то и кажется странным, если оглянуться назад. Конечно, жизненный опыт говорит, что катастрофа не объявляет о себе заранее. Но теперь, когда случилось нечто по-настоящему страшное, я оказался к этому совершенно не подготовлен.
Как и все остальные.
Часы показывали около трех, когда полиция закончила свои дела в амбулатории. Криминалисты налетели как вихрь: масса фотографий, поиск отпечатков и постоянные вопросы. Маккензи с самого начала приехал уставшим и измотанным, словно его только что подняли с постели, прервав беспокойный сон.
 Давайте-ка еще раз. Вы утверждаете, что некий человек проник в дом, полоснул вас ножом по груди и сумел удрать, да так ловко, что никто не успел его разглядеть?
Я и сам чувствовал себя усталым и раздраженным.
 Темно было.
 Значит, никаких знакомых примет, особенностей не заметили?
 Нет, извините.
 И никаких шансов его снова опознать?
 Если бы... Я же вам говорю: было слишком темно!
От Генри  толку не больше моего. Он в это время находился в спальне и ничего не замечал, пока не услышал шум. Выехав из комнаты, Генри увидел, как я возвращаюсь после бесплодной погони. Если бы дела пошли по-другому, Манхэм мог в утренних «Новостях» узнать о новом убийстве. Или даже о двух.
Судя по манере, в которой инспектор вел допрос, Маккензи явно считал, что именно такого конца мы и заслуживали.
 И вы, значит, понятия не имеете, что еще он мог украсть?
Я только головой покрутил. Стеллаж с наркосодержащими препаратами не тронут, и ничего не пропало из холодильника, где мы держали вакцины и прочие медикаменты, требующие низкой температуры. С другой стороны, только Генри мог знать, что находилось в набитом доверху шкафчике, и пока эксперты не закончат его обработку, сказать ничего нельзя.
Маккензи ущипнул себя за переносицу. Глаза у него были красные и злые.
 Хлороформ,  сказал он с отвращением.  Даже не знаю... Уж не нарушаете ли вы какие-то законы, держа такие вещи дома? Я-то думал, врачи им больше не пользуются.
 Не пользуются. Просто Генри любит антикварные побрякушки. У него даже валяется где-то насос для промывания желудка.
 Плевать мне на насосы! Тот ублюдок сам по себе опасен, а тут еще ваш долбаный анестетик!  Через секунду Маккензи взял себя в руки.  И вообще: как этот тип мог к вам забраться?
 Я ему... открыл...
Мы обернулись одновременно и увидели, как в комнату въезжает Генри. Дело в том, что мы с Маккензи решили устроиться в моем офисе, где не было риска испортить какие-нибудь улики, так как я всегда запираю дверь на ночь. Кроме того, я настоял на том, чтобы Генри перестали мучить вопросами. Происшествие очень сильно взволновало его, а почти часовая дача показаний не способствует улучшению самочувствия. Сейчас Генри, кажется, успел немного прийти в себя, хотя цвет лица у него был до сих пор землистым.
 Вы ему открыли,  скучным голосом процедил Маккензи.  А раньше говорили, что застали его в кабинете.
 Да, правильно. Только виноват все равно я. Я тут думал, пытался анализировать и...  Генри тяжело вздохнул.  В общем, я... не могу точно припомнить, что действительно запер кухонную дверь, прежде чем идти спать.
 Раньше вы утверждали, что она была закрыта.
 Да, я так предположил. Понимаете, я всегда запираю ту дверь. В смысле как правило...
 Но не сегодня.
 Я не... уверен.  Генри откашлялся. До боли ясно, что ему не по себе.  Получается, не запер.
 А шкафчик? Тоже не заперли?
 Этого я не знаю.  Кажется, Генри сильно устал.  Ключи держу в ящике стола. Он мог их найти или...
Голос его становился все тише, пока не пропал совсем.
Что же касается Маккензи, то полицейский, похоже, едва сдерживался, чтобы не взорваться.
 Скольким людям было известно про хлороформ?
 Бог его знает... Банка всегда там стояла, еще до меня. Я никогда не считал это секретом.
 Значит, любой вошедший мог ее увидеть?
 Наверное, да,  угрюмо признал Генри.
 Здесь ведь амбулатория,  сказал я инспектору.  Всякий знает, что у врачей имеются опасные вещества. Транквилизаторы, седативные средства, да что угодно...
 Которые должны храниться под замком,  ответил Маккензи.  Словом, грабитель просто зашел и взял, что ему нужно.
 Слушайте, я его сюда не приглашал!  вскинулся Генри.  Вы что, не видите, мне и без того не по себе! Тридцать лет работаю врачом, и никогда не случалось ничего подобного!
 А вот сегодня случилось,  напомнил ему Маккензи.  В тот самый вечер, когда вы забыли запереть дверь.
Генри опустил голову.
 Если честно... может быть, это было не в первый раз. Бывали такие случаи, когда я... просыпался утром, а дверь не заперта. Пару раз, не больше. Я обычно сам себе напоминаю, что надо все закрывать на замок,  торопливо добавил он.  Но... знаете, последнее время я какой-то... забывчивый.
 Забывчивый.  Голос у Маккензи стал совершенно невыразительным.  Однако же в дом к вам проникли впервые, я правильно понял?
Я чуть было не ответил за Генри, мол, да, конечно. Меня остановило измученное выражение его лица.
 Ну... я...  Он принялся нервно переплетать пальцы.  Не уверен...
Маккензи молча смотрел на него в упор. Наконец Генри потерянно пожал плечами:
 В общем, пару раз мне показалось, что в шкафу... кто-то копался...
 Копался? В смысле что-то пропало?
 Я не знаю, не знаю... Не уверен... Может, память выкидывает фокусы.  Он виновато взглянул на меня.  Извините, Дэвид. Мне следовало сказать вам об этом. Да я надеялся, что... Ну... я думал, если повнимательнее следить за собой...
Он безнадежно всплеснул руками. Я уже не знал, что и сказать. Острее, чем раньше, ощущалась вина: ведь он в последнее время столько раз вел за меня прием. Если оставить в стороне его инвалидность, мне всегда казалось, что Генри физически совершенно здоров. Сейчас же, глубокой ночью, стали видны признаки, которых я раньше не замечал. Мешки под глазами, глубокие складки на шее, провисшая кожа под небритым подбородком, седая щетина... Даже если учесть пережитое потрясение, он выглядел старым и больным.
Я перехватил взгляд Маккензи и мысленно приказал ему остановиться, не давить слишком сильно. Сжав губы в тонкую бескровную полоску, инспектор вывел меня в коридор, оставив Генри сидеть в одиночестве с чашкой чая, которую ему приготовила молоденькая женщина-полицейский.
 Вы понимаете, что это означает?  спросил Маккензи.
 Да.
 В дом могли проникнуть далеко не в первый раз.
 Понимаю.
 Очень хорошо, что вы все так понимаете. Потому что ваш друг может потерять лицензию. Одно дело, если бы просто наркоманы, но мы же говорим про маньяка! А сейчас получается, что убийца преспокойненько мог сюда заходить и брать что нужно. И еще неизвестно, сколько все это длилось!
Я успел остановиться, прежде чем у меня вылетело очередное «да».
 Преступник должен обладать определенными медицинскими познаниями, чтобы сделать правильный выбор. И как этим пользоваться.
 Ой да бросьте! Он убийца! Вы что же, думаете, он станет беспокоиться о правильной дозировке? И не надо быть нейрохирургом, чтобы знать, как применяют хлороформ.
 Если он бывал здесь раньше, то что ему мешало забрать всю банку с самого начала?  спросил я.
 Может, он не хотел, чтобы стало известно, чем он пользуется. Если бы его не застали врасплох сегодня, то мы бы так ни о чем и не узнали, верно?
С этим не поспоришь. Я чувствовал себя виноватым, будто все произошло не из-за Генри, а по моей халатности. В конце концов, я его партнер и мне следовало повнимательнее присматривать за лекарствами. И за самим Генри.
Наконец полицейские сделали все, что было в их силах, и я вернулся домой. За окном уже звучал утренний птичий хор, когда голова коснулась подушки.
Кажется, прошла всего пара секунд, как я вновь открыл глаза.
Впервые за последние несколько дней мне приснился сон. По-прежнему яркий, но уже без чувства потери. Как и раньше, печаль осталась, однако я ощущал спокойствие. Во сне не было Алисы, только Кара. Мы разговаривали про Дженни. «Все в порядке,  сказала мне Кара улыбаясь.  Так и должно быть».
Словно прощание, не раз откладываемое и все же неизбежное. Тем не менее последние слова Кары, произнесенные со столь знакомой мне гримаской обеспокоенности, оставили в душе тревогу.
«Будь осторожен».
Осторожен в отношении чего? Этого я не знал и еще некоторое время ломал голову, пока до меня не дошло, что я пытаюсь проанализировать собственное подсознание.
В конце концов, мне всего-навсего приснился сон.
Я встал и пошел в ванную. Хотя поспать удалось совсем немного, я чувствовал себя столь же свежим, как после полноценного ночного отдыха, и даже пораньше отправился в лабораторию, чтобы по дороге проведать Генри. Меня беспокоило его самочувствие после ночного происшествия. Выглядел он ужасно, и я мучился угрызениями совести. Если бы не переутомление из-за навязанной дополнительной нагрузки, он, наверное, не позабыл бы запереть дверь.
Я вошел в дом и позвал Генри. Нет ответа. В кухне тоже не обнаружилось его следов. Стараясь подавить нараставшую тревогу, я сказал себе, что он, вероятно, все еще спит. Собираясь выйти из кухни, я посмотрел в окно и замер как вкопанный. Через садик можно было видеть выдававшуюся в озеро часть старой деревянной пристани. На ней стояла коляска Генри.
Пустая.
Выкрикивая его имя, я бросился вон из кухни. Вход на пристань находился в глубине садика, скрытый кустарником и деревьями. Ничего разобрать не удавалось, пока я не достиг калитки, где перешел на шаг. Рядом с коляской, в опасной близости к краю настила, сидел Генри, безуспешно пытаясь слезть в лодку. Лицо его раскраснелось от физических усилий и сосредоточенности, пока он пробовал справиться со своими безжизненно свисавшими ногами.
 Боже мой, Генри, что вы задумали?!
Он бросил на меня сердитый взгляд, однако попыток не прекратил.
 В лодку сажусь. Неужели не понятно?
Покряхтывая от натуги, он подтянулся на руках. Я заколебался, желая помочь и в то же время зная, что лучше не соваться. Впрочем, раз я здесь, то по крайней мере вытащу его из воды, если он туда свалится.
 Послушайте, Генри, вы же знаете, что этого не следует делать.
 Не лезьте в чужие дела, черт вас возьми!
Я удивленно взглянул ему в лицо. Губы плотно сжаты, но подрагивают. Еще с полминуты он продолжал свои жалкие попытки, а потом как-то сразу выдохся. Привалившись спиной к деревянному столбику, Генри закрыл глаза.
 Извините, Дэвид. Я не хотел вас обидеть.
 Вам помочь забраться в кресло?
 Погодите-ка, дайте сначала дух перевести.
Я присел рядом на грубо обтесанные доски. Грудь Генри до сих пор вздымалась, будто кузнечные мехи, а промокшая от пота рубашка липла к спине.
 Вы здесь давно?  спросил я.
 Не знаю. Прилично.  Он слабо улыбнулся.  Поначалу идея казалась неплохой.
 Генри...  Я не знал, что сказать.  Какого черта? Вы вообще о чем думали? Вы же знаете, что не можете самостоятельно забраться в лодку.
 Я знаю, знаю, просто...  Его лицо потемнело.  Этот проклятый полицейский. Вы видели, как он на меня смотрел? И разговаривал, будто я... какой-то старый маразматик! Я знаю, что совершил ошибку, не проверив замки, но зачем же так свысока смотреть?!
Он уставился на свои ноги, плотно сжав губы.
 Порой такая досада берет... Чувствуешь себя беспомощным. Иногда ведь так и тянет хоть что-нибудь сделать, понимаете?
Я смотрел на унылую, пустынную гладь озера. В виду  ни души.
 А если бы вы свалились в воду?
 Оказал бы всем большую услугу, разве не так?  Генри бросил на меня взгляд и сардонически улыбнулся, вновь став похожим на самого себя.  И нечего так смотреть. Я еще не строю планов, как свернуть себе шею. Уже успел показать себя идиотом. На один день хватит.
Поморщившись, он приподнялся с места.
 Ладно, помогите лучше забраться в эту проклятую коляску.
Пока он залезал обратно, я поддерживал его снизу, после чего покатил кресло к дому. На это Генри не возразил ни слова, из-за чего стало ясно, до какой степени он измотан. В лабораторию я уже совершенно точно опаздывал, да все равно задержался, чтобы сделать ему чаю и убедиться, что теперь он в безопасности.
Когда я встал из-за стола, Генри зевнул и потер глаза:
 Пора привести себя в порядок. Утренний прием начинается через полчаса.
 Да, но не сегодня. Вы не в состоянии работать. Надо поспать.
Он вздернул бровь.
 Приказ доктора, я так понимаю?
 Если угодно, да.
 А пациенты?
 Дженис им скажет, что на утро прием отменен. Если что-то срочное, то пусть звонят в какую-нибудь круглосуточную службу.
На этот раз Генри не стал спорить. Сейчас, когда досада и разочарование покинули его, он выглядел совершенно выжатым.
 Послушайте, Дэвид... Вы ведь никому об этом не расскажете?
 Конечно, нет.
Он облегченно кивнул:
 Хорошо. Я и так себя дураком чувствую.
 Напрасно.
Я уже подходил к дверям, когда он меня окликнул:
 Дэвид...  Генри сконфуженно замолчал.  Спасибо.
Его благодарность ничуть не уменьшила моего чувства вины. По дороге в лабораторию стало до боли ясно, под каким давлением находился Генри последние дни. Из-за меня. Я все воспринимал как должное: не только его помощь в работе, но и в других вещах тоже. Мучило запоздалое раскаяние, что надо было покататься вместе на лодке или просто побольше проводить с ним времени. Увы, я настолько увлекся расследованием  и еще больше своей новой подругой,  что почти совсем забыл про Генри.
«Это мы изменим»,  решил я. В лаборатории почти все уже закончено. Как только я передам Маккензи отчеты, эстафетную палочку примет полиция. Вот пусть криминалисты и пытаются использовать мои результаты, а я лично смогу как-то загладить недавние упущения. «С завтрашнего дня,  сказал я себе,  моя жизнь вернется в норму».
Как же я ошибался...