Ненависть

chapter 34.

Pov Мия

Снова бы вернуться назад в то беззаботное время, когда меня ничего не волновало, когда родители оберегали от излишних проблем, и трагедией было просто не выйти на улицу, чтобы поиграть.

Шарф душит мою шею, раздражает кожу, которая противно чешется. Я словно в петле, которую осталось только закинуть на крючок, спрыгнуть с табуретки и... конец! Но это все было бы слишком просто, даже позорно. Я зареклась себе в том, что пробужу свою память, которую будто бы отняли. Почему я всего этого не помнила? Не может же детская память быть столь разборчивой.

― Тебе холодно дома? ― Удивилась Мари, заметив мой шарф. Ох, если бы она только знала, что за ним скрывается... Я отвлеклась от бессмысленной телепередачи, которая была включена для того, чтобы не ощущать себя слишком одинокой.

― Нет. ― Покачала я головой, задумчиво рассматривая эту пожилую женщину через зеркало. На ее лице не было особых забот, только заметные морщины и сухая кожа. ― Горло просто немного болит...

Она начала советовать мне лекарства и рецепты, которые я проигнорировала. Дождавшись удобной минуты, я обернулась в ее сторону, разглядывая бабушку через плечо.

― В нашем детстве не случалось ничего ужасного?

Вопрос повис в воздухе. Мари удивленно осмотрела меня с ног до головы, не понимая до конца вопроса.

― Если ты хочешь поговорить о своей маме, то...

― Нет-нет. ― Прервала я ее. Эта тема была закрыта для обсуждения. Мне все еще больно открывать эту рану. ― Кроме этого. Ничего особого?

― Разумеется, нет. Мы оберегали вас как могли. Все было хорошо.

― А ты помнишь, как меня однажды не сбила машина?

Женщина удивилась еще больше.

― Какая машина?

Неужели Джонсон соврал? Нет, я просто не верю в это. Он был не в том состоянии, чтобы скрывать что-то за своей маской. В ту ночь он был искренен. И мое сердце верило в это.

― А мальчика, который подарил мне мячик?

― Я совершенно тебя не понимаю! ― Всплеснула она руками, после чего потрогала мой лоб. ― Странно, жара нет...

А ведь Джонсон говорил, что бабушка видела его. Я отвернулась, не получив нужных мне ответов. Попыталась предельно сосредоточиться, закрыв глаза, но ничего не вышло. Никаких новых картинок.

Схватываю куртку и выбегаю на улицу с мыслью, что я обязательно должна проверить. Связка ключей в моих руках, я с трудом открываю дверь заледеневшего гаража, отодвигая ее, в сугробе, как можно дальше. Мы оставляли все ненужные вещи здесь, на полках. Я вглядываюсь в эту темень, ищу нужные коробки, одну из которых даже случайно роняю на пол. Руки мертвецки замерзли. Я роюсь дальше, ищу.

И почему я помню этот мяч? И этого мальчика-спартанца? Только сейчас становится понятно, что странные пятна на лице ― это синяки и ссадины. Какая же я была идиотка!

В самом дальнем углу я натыкаюсь на коробку, в которую впихнули наши со Мэри детские игрушки. Здесь и еще с старых времен юла, старый летучей змей, который мы сломали во время игры... Мне захотелось сесть и с ностальгией вспомнить все это, но холод заставлял действовать быстрее. Я выволокла и гирлянду, и тряпку, в конце концов натыкаясь на что-то резиновое... Сдутый мяч... С той самой веселой коричневой собачкой.

Значит, не соврал. Значит, мы связаны с ним куда больше, чем я думала раньше.

Человек со странной формой... Татуировка в виде солнца... Бил... Я не могу расшифровать его брошенные вскользь слова. Это кажется слишком сложным. Бью себя по лбу, пытаясь собраться с мыслями.

Ну же, вспоминай!

Оледеневшие пальцы сжимают сдутую резину, на глазах уже выступают слезы.

Нет! Я просто не могу сделать этого!

В конец разрывающийся телефон заставляет меня отвлечься на секунду.

― Почему игнорила несколько дней?! Я же жду от тебя сведений!

― У меня их нет, Вуд. Отвали. ― Раздраженно вскрикнула я прямо в трубку.

Хотя этот детский мяч говорил об обратном.

― Как нет? Ты же была у него дома!

― Это ничего мне не дало!

― Неужели не увидела никаких фотографий? Присутствие женских рук, например? Семейные вещи какие-нибудь?

― Нет. ― И я понимаю, что в доме Джонсона не было ни единой фотографии. Ни на стенах, ни на шкафах. Никакого присутствия семьи, словно это было убежище холостяка. Пнула раздраженно коробку с детскими игрушками, откуда вывалился старый глобус, что раскололся на две части. И тут я замерзла, заметив, как странная бумажка упала на пол.

Это была фотография. Старая. Потертая. Заляпанная чем-то противным.

И два человека на ней.

В военной форме. Совсем еще молодые, они глядели в камеру, дружественно обнимаясь на фоне березовой рощи. У первого фуражка скатилась чуть на бок, но он так широко улыбался, что был способен даже через фото заразить всех радостью. Я перевела взгляд на второго человека, удивляясь все больше и больше.

Мой отец.

Даже в молодости он был серьезным, деловым и никогда не улыбавшимся, что отражалось на его желтоватом лице. Однако с первым молодым парнем он выглядел более менее радостно.

Словно они были давними друзьями.

Перевернула карточку и с трудом прочитала написанное ровным почерком, но усердно заляпанное чем-то непонятным.

Близкому другу семьи, верному защитнику Родины и моему лучшему соратнику в боях на светлую память!

От Гегемона!

У отца, разумеется, было несколько сослуживцев, о которых он часто вспоминал, но о неком Гегемоне даже я ничего не слышала.

― Мия!! Ответь мне, черт возьми!

― Чего тебе, Вуд? ― На автомате произношу я, разглядывая на улице найденную фотографию.

― Вообще ничего?

― Дай мне пару дней, я сама тебе позвоню.

В отблеске солнца фотография смотрелась так же, только пятна просвечивались ярче. Чем же таким надпись старательно терли?

Набираю Колину, все еще стоя на улице, чтобы быть точно уверенной в том, что наш разговор не подслушивают.

― У меня будет к тебе просьба. ― Тут же говорю я, не желая тянуть эту резинку никому ненужной вежливости.

― Слушаю. Я и так у тебя в долгу после того случая...

― Ты же химик. Можешь мне провести экспертизу?

В руках фотография, на которую медленно падает раздражающий снег. А в голове только одна мысль: "Кто такой Гегемон?"

Глупо верить в то, что это простая случайность, жизнь никогда не дает ничего лишнего. И я начинаю понимать, что все это как-то связано с Финном.

Усмехаюсь.

Куда же теперь без него в моей жизни.

***

В день, когда приехал отец, я пришла позже всех в школу и спряталась в одном из туалетов. Я глядела на белый потолок, думала о том, что же будет дальше. Все это напоминало военный трибунал, решение которого ― расстрел. Отец никогда мне не простит. В особенности того, что из-за меня его вырвали из командировки. Работа для него была выше семьи, и сейчас он, однозначно, раздражен.

Я не видела его, не встретила, но знала, что он прибудет в назначенное время. А что делает его дочь? Сидит на крышке унитаза, позорно разглядывая трескающийся потолок. Мне кажется, словно прошла целая вечность со дня опубликования фотографий, но на самом деле всего лишь две недели.

Все адские две недели я почему-то избегала Джонсона, сама того не осознавая. Специально выбирала полупустые коридоры, перемещалась как можно незаметнее, со спокойной душой игнорировала выпадки его шестерок, которые стали все больше и больше вызывать у меня презрение. А еще я ощутила собственное высокомерие. Я могла спокойно толкнуть какую-то малявку в коридоре, которая стояла на моем пути. Могла глядеть на то, как шестиклассника затащили в туалет восьмиклассники. И я чувствовала странную пустоту внутри. Ничего будто бы не осталось. Не было ни воинствующего призыва в сердце, не было желания защитить, не было чувства, словно я что-то кому-то обязана.

Джонсон был прав: нельзя быть добродеятельницей, зная, что тот же шестиклассник после со спокойной душой сожжет тебя на костре.

И это заставило задуматься. Замереть на месте от открывшейся истины.

А точно ли я делаю это все для того, чтобы защитить сестру?

Этот вопрос заставил меня вздрогнуть даже сейчас. Я чувствовала, как обманываю саму себя, но подобные мысли следовало затолкать куда подальше. Разумеется, ради сестры. На кой черт мне сдалось общение с Финном?

Звонок. Мне пора выходить отсюда, но я все еще жду. Мне не хочется, чтобы меня видели сегодня. Вытянув ноги, я судорожно втягиваю воздух.

Билл:

"Держись. Я с тобой"

Он с самого утра шлет мне смс-ки, но от них нет практически никакого толка. И они заставляют чувствовать меня вину, потому что я почти что перестала с ним общаться. Удивительно, как Билл за короткое время стал вызывать эмоции раздражения и скуки. Или просто я раньше стеснялась этого признать, а сейчас, когда уже все достоинства были грубо затолкнуты в самую гущу души, стало на все плевать?

О черт, я слишком много думаю.

Поправив воротник белой рубашки, темные брюки и торчащие волосы, я попыталась улыбнуться самой себе в зеркало, но вышло слишком вымученно. Послала всех куда подальше и, наконец, вышла из туалета.

Я ворвалась в кабинет директора, в котором меня уже все ждали. Отец даже и не повернулся в мою сторону. Ноги будто бы подкосились, но я сжала кулаки и села на указанное мне место.

Странная ненависть забурлила во мне, когда я заметила надменное лицо отца. Он будто бы еще больше пожелтел, становясь более уродливым. Директор что-то говорит, но я настолько увлечена разглядыванием отца, что ничего не слышу. И почему я вдруг стала его ненавидеть? Мне захотелось накричать на него, потрясти за плечи, чтобы увидеть его истинные эмоции. Взбесило меня еще и то, что он появился в элитной гимназии прямо в своей парадной военной форме. Захотелось взвыть, потому что все знали, что именно мой отец военный. Решил покрасоваться перед всеми своими погонами? Затолкать бы их в его рот...

― Отвечай. ― Вдруг скомандовал он. Я вопросительно посмотрела на собравшийся комитет психологов и педагогов. Чертовы идиоты. Лучше бы разбирались с геноцидом в школе, чем копались в моей жизни.

― Мия, зачем вы опубликовали эти фотографии? ― Вдруг мягкий голос донесся за моей спиной. Я обернулась и увидела Эванс, которая, кажется, искренне переживала за меня. Тяжело сглотнув, я снова взяла себя в руки. Хватит быть во всем подчиняющейся мямлей.

― Неужели вы думаете, что это сделала я?

― А разве у вас есть враги?

Мне захотелось прямо расхохотаться в лицо наивному директору.

― О да. И благодаря этой су... ― Отец предостерегающе взглянул на меня. ― Благодаря этому врагу меня ненавидит больше половины школы. В том числе и учительский состав.

― Глупости! ― Залебезили тут же педагоги перед моим отцом. ― Мы крайне объективно оцениваем ситуацию! Никаких занижений самооценки. Мы же психологи! Прекрасно разбираемся в подростковой психике и искренне хотим тебе помочь...

И почему наружу вновь вырывается хохот?

― Помочь? Тогда почему же фотографии были удалены из сайта только через два дня, когда уже многие успели скачать их?

― По моему, вопросы здесь должны задавать мы. ― Сухо вставляет никому ненужные слова инспектор по делам ребенка.

― Дайте ей выговориться! ― Вступилась Эванс.

У меня страшно заболела голова. Я пожелала бы убежать отсюда, но все, кажется, только и начиналось. Я поняла, что сбежать не получится, когда в дверях появилась Мари и Мэри. Их еще не хватало... Они присели у края, невпопад что-то говоря. И я просто отключилась, разглядывая фотографии бывших выпускников, что висела на стенах. Директор вскочил на ноги, будто бы собираясь произнести окончательный итог, как в кабинет вломилась местная учительница математики.

― Это просто возмутительно!! ― Заверещала она с порога, но тут же замолкла, заметив собравшихся. ― Ой, извините... Просто...

Директор устало протер глаза.

― Что произошло?

Математичка втолкнула в кабинет Джонсона, который лихо улыбался. Мэри заметно выпрямила спину, стараясь не смотреть на меня. Но Финну было плевать на ее присутствие, по бегающему взгляду я поняла, что он здесь ради меня. Стало несколько легче находится в этом театре абсурда.

― Джонсон носом протягивает мальчишке из пятого класса сигарету!! Это же просто немыслимо! Какой пример он подает?!

Мы ухмыльнулись друг другу ― сделал это специально, чтобы его привели к директору.

― Так, ладно... Оставьте его здесь, я разберусь... ― Математичка отпустила локоть хулигана и скоро вышла вон. Джонсон спокойно примостился у стены, разглядывая лица. Взгляд его задержался на моем отце.

...Человек со странной формой...

Первая ниточка была неожиданно поймана.

― Встает вопрос о нравственности Мии Смит и ее исключении из школы. У нас престижная школа, мы не можем рисковать ее репутацией.

― Я надеюсь, что комитет школы помнит о том, что я установил прочные связи с военным училищем, отчего многие выпускники слишком уж легко поступают в него. Вы, надеюсь, помните это? ― Отец вставляет свое слово после долгого молчания. Видимо, это сильно действует на учителей, потому что они заметно нервно улыбаются.

Неужели мне больше ничего не будет грозить? Я уже готова была встать и выйти, как...

― Я трахаю Мию Смит.

Директор буквально упал на свой стул, учителя задохнулись от возмущения, рюкзак Мэри выпал из ее рук с невыносимым грохотом, а моя голова закружилась.

И впервые отец позволил себе медленно развернуться назад, чтобы посмотреть на того, кто сказал это.

Ужас.

Меня охватил такой леденящий ужас, что я готова была вонзить нож в сердце Джонсона, только бы он замолчал.

― Что вы сказали, молодой человек?

― Я говорю, что я трахаю вашу старшую дочь.

Заткнись! Заткнись!! Господом Богом тебя прошу ― замолчи сейчас же!!!

― И всем вам должно быть плевать на то, с кем в постели ночует Мия. Всем вам должно быть просто срать на то, с кем она сосется. А знаете почему? Да потому что она уже совершеннолетняя! Она, мать вашу, взрослый человек! И если она трется об местного мажорика в раздевалке ― это ее дело. Если сует свой язык в мой рот ― это тоже только ее дело. Понятно? ― Повысив голос, он вещал ту правду, которую я, почему-то, боялась сказать всем им в лицо. Финн был куда свободнее меня.

― Джонсон... Что вы... Что вы говорите? ― Директор тут же ослабил свой дорогой галстук.

― О, хотите исключить ее? Да пожалуйста! Только ответьте: кто потом получит чертов красный аттестат из всего выпуска? ― Усмехнулся он едко.

― У нас есть Билл Уильямс... Второй отличник... Гордость школы... ― Попытались разрешить ситуацию учителя.

― Эта самая гордость свалит из этой школы сразу же после нее. ― Мгновенно возразил Финн, а после добавил слащаво. ― Они ж с Мией друзья. Поверьте, я знаю о чем говорю. Ваша школа окажется без золотых медалей, и как же вы это объясните спонсорам?

Отец медленно развернулся ко мне, ожидая моих слов. Но я не знала, что ответить. К счастью, меня "спасла" моя сестра.

― Какого хрена ты спишь с моей сестрой? ― Заверещала она истошно, кидаясь с кулаками на Финна, но Мари удержала ее, крепко стиснув в объятиях.

Настала пора выступить и мне.