Энуэмент. Прощение.

5. Склеить. Взаперти (Кот): к свободе;

Кожа под пальцами мягкая, горячая. Пальцы прослеживают линию позвоночника и останавливаются на крестце, вырисовывая круги. Взгляд скользит по плавным изгибам и приподнятым обнажённым ягодицам. От прикосновений по чужому телу бежит лёгкая дрожь, и Юнги может представить, как от удовольствия у Чимина волоски на руках встают дыбом. Хотя зачем представлять? Мин может это видеть. Чимин такой податливый. Совершенно расслабленный в своей дрёме. Ласковый. Что-то едва слышно мурлычет себе под нос и ёрзает, устраиваясь поудобнее. Его голова пристроена поверх скрещенных под ней рук, из-за чего лопатки немного выпирают, напоминая крошечные крылья. Юнги наклоняется и оставляет поцелуй на темнеющем пятне крошечной родинки, украшающей правую лопатку. Ещё один поцелуй ложится на родинку, находящуюся на боку. Чимин негромко фыркает и морщит нос, улыбаясь. Приподнявшись на локте, Юнги прижимается губами к родинке на шее. Ведёт мягким касанием выше и сжимает губами мочку уха, украшенную кольцом и гвоздиком. Улыбка Чимина становится шире. Его щёки заливает лёгкий румянец, а приоткрывшиеся глаза блестят весельем. Юнги знает, что за мысли крутятся в этот момент в голове младшего. Наверняка передразнивает все его слова о самом себе, создающие образ злопамятного социопата с атрофированным чувством привязанности к кому бы то ни было. Что поделать. У всех есть слабости, и слабость Юнги непозволительно очаровательна и аппетитна, чтобы отказываться от неё. - Мин Юнги. На выход. Медленно открыв глаза, Юнги упирается взглядом в серый потолок. Губы всё ещё припекает эфемерным жаром кожи Чимина. На языке чувствуется его вкус. Обоняние улавливает запах его тела. Три года прошло, а облик Чимина нисколько не померк в его памяти. Напротив, Юнги успел вспомнить и проанализировать столько деталей, казавшихся раньше незначительными, что теперь может поспорить, кто знает Чимина лучше: он или сам Пак. Взъерошив волосы, мужчина садится на продавленной койке, окидывает взглядом пустую камеру и переводит взгляд на охранника. Высокий худощавый коп смотрит на него с опаской, и Юнги довольно скалится. Спрыгивает со своего «второго этажа» и покидает клетку, потягиваясь и всячески игнорируя нервно дёрнувшегося надзирателя, на всякий случай потянувшегося к дубинке, висящей на поясе. Идиот. С чувством самосохранения, что не может не радовать, но всё равно идиот. - Да это же МинШу. Неужели тигра выпустили из клетки? Первым делом в общей столовой его встречает счастливый крик Джухёка. Скривившись, Юнги проходит вдоль рядов, пожимая руки некоторым приобретённым на зоне знакомым, и садится за стол, стоически терпя крепкие объятия. Как только Джухёк от него отлипает, Юнги пожимает протянутые ладони Джихо и Чисуна и принимается за еду, попутно вслушиваясь в тарахтение Джухёка, вываливающего на него тонны информации о том, что произошло после его заключения в одиночную камеру без возможности общения с остальными заключёнными. Клейкий рис без роскошеств и излишеств вызывает отвращение. Юнги давно перестал бы пытаться запихнуть его в себя, если бы не тихий голос Чимина в голове и его причитания из прошлого о том, что Юнги на одном только кофе долго не проживёт. Да и кофе за решёткой не полагается. Разве что избранным, а Мин старался не отсвечивать и своим положением не пользоваться, чтобы не быть втянутым в какие-нибудь грязные местные делишки. Слишком хлопотно. Изначально, когда он только попал на зону, была масса проблем. Юнги никогда не питал иллюзий по поводу своей внешности и понимал, как несладко ему придётся на первых порах. Как в воду глядел. В первую же неделю он стал магнитом для перекаченных ублюдков выше его на голову, а то и на две, поднимающих свой авторитет за счёт гнобления более слабых и неспособных дать отпор. Юнги подходил под это описание идеально со своим невысоким ростом и субтильным телосложением. Вот только глумящиеся над ним ублюдки, называющие конфеткой и деткой, прогадали. Юнги и в худшие моменты своей жизни выбирался живым и почти невредимым из лап профессиональных убийц, с которыми иногда сталкивался во время своих миссий и заданий. Мало кто знал, что помимо хакерства он был киллером и мог бы добиться небывалого успеха на этом поприще. Проблема была в том, что Юнги больше привлекала работа с электроникой и создание гениальных в своей наглости планов. Мин любил игру в кошки-мышки, но предпочитал играть в неё, находясь в спокойствии и комфорте. Ни одна простреленная голова из любимой винтовки не доставляла такого удовольствия, как оставление копов в идиотах. Хотя изредка Юнги всё-таки брался за старое дело. Иногда просил помощи Намджун. Иногда подкидывал заковыристые дела Бэкки Бэк. Да, глава «королевского» клана умел давать сложные запутанные задачки, интригующие и затягивающие с головой, заставляющие напрягать мозг до головных болей. Если бы все заказы Юнги были такими, он и не подумал бы уйти в тень. Только это не отменяло сохранения знаний и навыков. Не все задания проходили гладко, и избавляться от вооружённых до зубов преследователей Мин научился довольно быстро. Против них тупоголовые качки, не умеющие использовать свои неповоротливые огромные туши по назначению, проигрывали за долю секунды. Стоит ли говорить, что против самого Юнги они проигрывали со скоростью света? С Джухёком Юнги познакомился после того, как отправил последнего разевающего на него рот дегенерата в лазарет. Его тогда поместили в карцер за очередную драку с последствиями, а по выпуску в столовой уже поджидал местный неуёмный информатор, решивший завести знакомство со столь интересным новичком, без труда укладывающим на лопатки всех своих обидчиков. К слову, это заключение в карцере было последним. Обычно наедине с собой в полной темноте круглые сутки заключённые начинали едва ли не с ума сходить уже на третий день. Юнги видел, как суровые мордовороты возвращались в слезах и соплях из своего заключения, будто их там пытали. Сам Мин находил карцер если не очаровательным, то расслабляющим уж точно. Полное одиночество, тишина и темнота. Его привычные спутники по жизни, разве что в его комнате воздух был посвежее и темноту почти постоянно нарушало тусклое свечение многочисленных экранов компьютеров и ноутбуков. В карцере Юнги садился в позу лотоса и отрешался от происходящего, погружаясь в своё прошлое. Он перебирал в памяти свои поступки и чужие. Анализировал последствия. Едва заметно морщился или хмурился, находя более простые варианты решения проблем, чем предпринял или посоветовал в прошлом. Юнги осознавал свою жизнь заново, используя мозги уже совсем по другому назначению. Детально разбирал каждый разговор, каждый взгляд, каждый вздох. Когда было покончено со старыми воспоминаниями, он перешёл к новым. Не раз и не два он обдумывал ситуацию, в которой оказался. Не раз прописывал для себя варианты развития не только своей судьбы, но и чужой. Ведь где-то там Чимин и Хосок. Где-то там Намджун, Чонгук и Тэхён. Мысли упорядочивались и вставали на свои места. Загнанность и паника из-за собственного заключения, ограничивающего в действиях и методах, испарились почти сразу. У Юнги созрел план, как выбраться побыстрее, и он собирался следовать ему до конца. Одновременно с этим надзиратели заметили, что карцер оказывает на него едва ли не курортное воздействие, и решили запирать его в самой дальней, пустой и пыльной камере, в которой заключённых не было лет сто, вероятно. Но и этот вариант не любящего лишнее общение Юнги вполне устроил. Идиоты не понимали, что, как говорится, не место красит человека, а человек - место. С этого момента в его жизни началась относительно светлая полоса. Джухёк поделился с ним информацией о местных лидерах, группировках и правилах. После того, как Юнги поставил всех своих обидчиков на место, к нему начали приглядываться и ненавязчиво обхаживать, стараясь перетянуть на свою сторону. Юнги игнорировал всяческие намёки, а когда дело дошло до угроз, послал всех к чертям и сообщил, забравшись во время общего сбора на стол в столовой, что они все его заебали, и он не собирается ни к кому присоединяться, быть для кого-то посыльным или мальчиком на побегушках. Сначала это многих взбесило, а после к нему прониклись ещё большим уважением. Юнги, ловя на себе одобрительные взгляды «старичков», искренне уверовал, что тюрьма действительно отупляет и выпускает на свободу зверя, запертого в человеке, тогда как вся человечность либо уничтожается, либо загоняется так глубоко, что и не достать. Личности за решёткой стирались. Оставался лишь страх за свою шкуру и пресмыкание перед более сильными. Юнги терять себя не собирался, а потому держался особняком. Единственными, кого он подпустил к себе помимо настырного Джухёка, были Джихо и Чисун. Джихо мог достать всё, что угодно, чем был иногда весьма полезен, а Чисун оказался старым знакомым, с которым Юнги когда-то пересекался при выполнении заданий от Бэкхёна. Чисун являлся чистильщиком мелкой мафиозной семейки, влившейся в подчинение к семье Бён. Вот только остатки семьи решили поднять восстание, а переметнувшийся на сторону Бэкхёна Чисун знал слишком много. На него была объявлена охота, и Бэкки Бэк решил на время упрятать его в тихое надёжное место, куда чужие лапы не дотянутся. Что может быть лучшим решением в таком вопросе, как не подкупная тюрьма. Своё прошлое они афишировать не желали во избежание лишних проблем, поэтому приватный разговор наедине так и остался между ними. Зато хоть не так паршиво стало существовать в унылых серых стенах. Приятно, когда рядом есть человек, понимающий тебя и разделяющий хотя бы некоторые твои мысли и убеждения. Так вчетвером они и существовали рядом друг с другом всё прошедшее время. Когда Юнги отпраздновал свой первый год заключения, то решил начать понемногу вливаться в коллектив. Помощь там, совет тут, пара услуг для «старичков», и вот он уже местное сокровище. И вроде бы всего три года прошло, а кажется, что целая жизнь. Время за решёткой как будто меняет свой бег. То тянется, как вязкая клейкая жижа, то бежит так, что дни не успеваешь считать. Поначалу Юнги это раздражало, как и многое вокруг. После окружающий мир стал безразличен. Однако теперь всё вновь поменялось, и в душе царит лёгкий подъём, хотя лицо и выражает привычное безразличие. Это самое безразличие и напрягает всех вокруг. Особенно надзирателей. Никто не знает, чего от него ожидать после выходки на прошлой неделе, и Юнги наслаждается их настороженными взглядами и руками, чуть что тянущимися к шокерам. А дело в том, что он позволил себе показать настоящие искренние эмоции. Это произошло, когда их всех собрали для важного объявления. Начальник тюрьмы предупредил их о приезде очередной комиссии и поклялся лично запереть в карцере на месяц того, кто посмеет устроить дебош. Разумеется, поднялся гвалт. Предыдущий осмотр был всего месяц назад, и к нему тщательно готовились, избавляясь от всего, что могло бы навредить. И вот все только прибрали своё добро обратно к рукам, возобновляя местный «бизнес», как опять проверка, да ещё и незапланированная. Тогда-то начальник тюрьмы и признался, что всё это связано со смертью важной шишки, после чего было переизбрание какого-то там большого начальника, из-за чего у многих возникли проблемы. Скривившись, мужчина признался, что ему и самому не по душе вновь расшаркиваться перед неизвестными снобами, и приказал всем недовольным заткнуться. Затыкаться никто не пожелал, и лишь когда начальник тюрьмы не удержал эмоции и рявкнул, что лично придушил бы того ублюдка, что застрелил чёртова Ким Минхёна, воцарилась тишина. Многие сразу узнали это имя, ведь людей, относящихся к «теневой» стороне, в этой тюрьме было достаточно, но только Юнги позволил себе рассмеяться. Громко и заразительно, он почти истерически хохотал, согнувшись пополам и не обращая внимания на отшатнувшихся от него приятелей и множество взглядов, устремлённых в его макушку. И лишь когда Чисун ткнул ему локтём под рёбра, Юнги успокоился, выпрямился и с вызовом глянул в глаза начальнику тюрьмы. - Собаке собачья смерть, - бросил он с едкой ухмылкой. - Ты что-то об этом знаешь? - тут же подобрался начальник тюрьмы, на что Юнги лишь пожал плечами. Собрание тогда быстро свернули и разогнали всех, но поведение Юнги и его слова никто не забыл. Многие стали относиться к нему с настороженностью. Надзиратели стали шарахаться, будто Мин вот-вот начнёт резать их направо и налево. Кажется, после его небольшой выходки все решили, что он имеет непосредственное отношение к убийству шефа полиции. И пусть это было в какой-то мере так, Юнги не собирался этого афишировать. Впрочем, довольная ухмылка иногда украшала его лицо. Мин прекрасно знал, что происходит. Только у одного человека хватило бы смелости на подобный поступок. Между полицией и мафией был заключён определённый негласный договор, и Ким Минхён считался личностью почти неприкосновенной. Застрелить его, да и ещё и на глазах у кучи копов прямо перед участком, если верить брюзжанию начальника тюрьмы, хватило бы наглости только у одного человека. Намджун наконец-то вернулся. Три года прошло. Давно пора. - Кстати, - врывается в его уши голос Джухёка, переставшего наконец-то тарахтеть, из-за чего вся его речь смазалась в бессвязный фон. - У меня для тебя письмо. Когда в руках оказывается конверт, Юнги вспоминает, почему на самом деле терпит рядом с собой неуёмного шумного информатора. Никто не знает, каким образом, но Джихёк умеет отправлять весточки за стены и принимать ответы. То ли связи есть, то ли взятку кому-то в своё время дал и немалую, но факт остаётся фактом. Именно благодаря Джихёку Юнги всё это время поддерживал связь с Чимином, которого отправили в другую тюрьму, чтобы разделить их. Если бы не эта переписка, Юнги, вероятно, уже сошёл бы с ума из-за неизвестности и полной изоляции. - Спасибо, - кивает он и забирает конверт. Откинувшись на стену, Мин достаёт из-за резинки штанов убранное туда перед приходом охранника лезвие бритвы, с одной режущей стороны замазанное клеем, и вскрывает конверт. Лезвие мужчина засовывает в рот острой стороной к зубам и прижимает его снизу языком заклеенной частью к левой щеке. Ставшее привычным за последний год действие. Язык давно не беспокоит мелкими порезами. Как оказалось, иметь козырь в рукаве, пусть и такой мелкий, очень удобно, а иногда и жизненно необходимо. Это лезвие не раз помогало Юнги, а однажды даже спасло жизнь, когда на него навалился в драке очередной бугай. Выплюнуть кусок металла в ладонь и резануть им по чужому горлу было делом секунды. Серьёзной раны не получилось, разумеется, но бугай испугался, как маленькая девчонка. Это решило исход драки и спасло Юнги от проломленного черепа. - Я оставлю зажигалку, - негромко сообщает Джихо, и все трое тактично удаляются. Юнги же с едва заметной улыбкой начинает читать письмо. Чимин как всегда начинает с того, как его задолбали унылые серые стены, и как много он бы отдал сейчас за тэхёновы баллончики с краской. После парень привычно прописывает планы пыток, которым при первой же возможности подвергнет Менсу. Тот был местным авторитетом, а ещё увлекался набиванием татуировок, нередко устраивая своим клиентам заражение крови. После первой же драки Чимина, в которой парень порвал свою футболку, Менсу заинтересовался его спортивным телом с хорошо развитой мускулатурой. Повезло, что чисто в эстетическом плане, иначе Юнги из кожи бы вылез, но сделал так, чтобы ублюдка нашли повешенным в его же камере. И к чёрту, что совсем в другой тюрьме. Но вместо приставаний на почве секса Менсу начал приставать к Чимину на почве любви к искусству. Сделать на теле Пака татуировку стало его навязчивой идеей, и Чимин уже устал отбиваться и откупаться от этого психа. Следом Чимин передаёт последние сплетни и новости среди посаженных людей «теневой» стороны, а после огромными буквами пишет «ты не поверишь!», после чего следуют новости, которые он узнал накануне из-за проверки, как и сам Юнги. Ким Минхён, папаша Сокджина, был пристрелен, как собака. Юнги со смешком читает восторженные домыслы Чимина о том, что это наверняка вернулся Намджун, потому что кто бы ещё смог пристрелить зарвавшуюся жирную крысу, а после невольно подбирается и несколько раз перечитывает следующие строки, в которых Чимин пишет о том, что подслушал разговор парочки «теневиков», из которого следует, что предположение Пака о возвращении Намджуна не лишено оснований. Якобы Ким уже виделся с самим Бэкхёном, и это проверенная информация. Что означает, скоро всё изменится. «А вот это просто отлично», - думает Юнги и проводит пальцами по подписи внизу письма. Одно дело его предположения, основанные на знании ситуации, и совсем другое дело, когда есть почти официальное подтверждение информации. Чимин прав, это действительно всё меняет. Это уже всё изменило. Сколько людей за последние две недели покинуло их тюрьму? А сколько людей покинуло тюрьму, в которой заключён Чимин? Все эти передвижения явно неспроста, и Юнги уверен, скоро придёт и его очередь выйти на свободу. Губы вновь растягиваются в улыбке, когда глаза выцепляют из письма «люблю», «запрёмся в комнате на неделю» и «горячая ванна и много пены». Чимин будоражит его фантазию даже на расстоянии, умудряясь несколькими псевдоневинными замечаниями завести до дрожи в кончиках пальцев. Всё на грани приличия, но именно, что на грани. Юнги чертовски рад, что они постоянно переписываются. Он знает всё о людях, которые окружают Пака. Знает всё о его тяжёлых мрачных мыслях. Знает всё о том, как Чимин выживал и добивался своего положения и независимости. Знает, как тому, в отличие от него, было тяжело в карцере, в который Пак попал за серьёзное избиение ублюдка, решившего использовать его вместо шлюхи. Да, Юнги знает всё. И Чимин знает о нём всё. О каждой мысли. О каждом вздохе. Именно поэтому, когда они встретятся, им не нужно будет строить скорбные лица и рассказывать друг другу о своих ночных кошмарах. Вместо этого они будут долго отлёживаться в горячей ванне, отмываясь и отогреваясь от холодных удушающих стен тюрьмы, а после будут трахаться. Много, очень много трахаться. Не заниматься любовью или сексом, а именно трахаться. До тех пор, пока члены не начнут болеть. В гостиной. В спальне. На кухне. В его «информационной» комнате. Юнги подсадит своего мальчика на любимый крепкий стол из красного дерева, выдерживающий килограммы железа техники, и будет трахать до тех пор, пока они не отключатся. И плевать, что на заднице Чимина опять останутся отпечатки букв с клавиатуры, а система будет выть из-за того, что в неё ягодицами вводят какой-то бред. Юнги больше никогда и ни за что не отпустит Пака от себя. Взяв зажигалку, Юнги поджигает листок бумаги и держит его до тех пор, пока пальцы не начинает жечь подступившим огнём. Кинув остаток письма на стол, Юнги ждёт, пока оно догорит полностью, а после растирает оставшийся тёмно-серый пепел пальцами, окончательно уничтожая то, что не предназначено для чужих глаз. Проскользнувшие мысли об «информационной» комнате в его тайной квартире, купленной по поддельным документам, вырывают из сладких грёз в суровую реальность. Тюрьма - это лишь определённый этап в решении их проблемы. Штаб-квартира больше не принадлежит им и не является их домом. О тату-салоне тоже можно забыть. Конечно, у Хосока есть связи, так что новый тату-салон и для работы, и для прикрытия будет открыть довольно легко. Проблема в том, где сейчас Хоуп и в каком состоянии. Из штаба их увезли в разных машинах, и больше он друга не видел и ничего про него не слышал. В который раз Юнги вспоминает тот день. Как они с Чимином возвращались с задания. Как на планшет пришёл сигнал, знаменующий запуск уничтожения системы. Мин сразу понял, что что-то не так, и они сорвались в штаб. Сообщение от Намджуна пришло слишком поздно. Когда Юнги и Чимин ворвались внутрь, их уже поджидали. Потасовка завязалась знатная, но они проиграли. Не помог даже пробившийся к ним Хосок. Трупов было немало. Кровища залила любимый ковёр Тэхёна, пропитав его до громкого противного хлюпанья. Потом были допросы, угрозы, побои и сальномордые копы с крутыми погонами. Из них с Чимином пытались выбить ответы на вопросы, но ничего не добились. Хотя Юнги знал истинную причину столь яростного внимания. Вся информация в его системе была закодирована. Что-то копы смогли использовать против них, но всё, что касалось связей, поставщиков, заказчиков и связных, было скрыто настолько хорошо, что их тупым офисным крысам и за сто лет не расшифровать. Юнги знал своё дело, любил свою работу и ненавидел копов достаточно для того, чтобы превратить простую и понятную информацию в подобие древних иероглифов, расшифровать которые не представляется возможным из-за позабытого всеми мёртвого языка. А может, он просто был параноиком, как не раз говорили Чонгук и Хосок, но сути дела это не меняет. - Всё в порядке? Выглядишь так, будто хочешь сломать кому-нибудь пару костей. Или хребет. Нерадостные вести? Присевший рядом Джухёк слегка задевает его колено своим и одаривает пристальным серьёзным взглядом. Видеть его без улыбки и фривольных ужимок странно даже спустя три года знакомства. Изначально Юнги вообще думал, что Джухёк местная шлюшка и именно так добывает информацию. Особенно, когда тот пытался виснуть на нём и постоянно касался, что Мин, обычно не подпускающий к себе никого кроме семьи в лице банды и Чимина в частности, принимал за лапанье. Но всё оказалось иначе. Этот человек умело прячется под легкомысленной наивной маской, но на деле он жестокий, мстительный и хладнокровный. Пару-тройку раз Юнги видел, как Джухёк разбирается со своими «проблемами», ловко орудуя кулаками и ножом, и это не могло не вызвать некое уважение по отношению к нему. Что уж говорить о том, что за передачу писем для и от Чимина Мин ему по гроб жизни обязан. - Вести как раз отличные, - отвечает Юнги, окидывая взглядом набитую заключёнными столовую. Пальцы начинают дёргано прокручивать кольцо в ухе. Привязавшаяся привычка, проявляющая себя во время попыток успокоиться. А успокоиться нужно и срочно. Юнги давно привык, что мысли об этом человеке вызывают лютую ненависть, но всё равно каждый раз удивляется, какая буря поднимается внутри при его любви к хладнокровию и собранности. Да, свобода уже близко. Он чувствует это. Проблема в том, что свобода - это не только долгожданная встреча с Чимином. Свобода - это множество проблем, которые придётся решать. О его личной квартире никто не знает, и система там даже лучше, чем была в штаб-квартире. В информационную колею он войдёт быстро, что поможет ему быть в курсе всех последних дел и ввести в эти дела всех остальных. Основная сложность заключается в том, чтобы найти этих остальных. Если Намджун вернулся, он лично заберёт их с Чимином. После Юнги влезет в систему копов и найдёт место, куда они упрятали Хосока. После его выходки с перегрызанием горла особо ретивому идиоту вероятность, что его не заперли в психушке, довольно мала. Значит, Хоуп какое-то время будет невменяем, пока ему не очистят кровь от препаратов. При таком раскладе им жизненно необходим Чонгук. Юнги не особо понимает, что в мальчишке такого особенного, но не может не признавать, как человек, почти всю жизнь знающий Хосока, что рядом с Чонгуком Хоуп всегда на пике своей адекватности. А чтобы Чонгук был послушной лечебной таблеткой, необходимо отыскать Тэхёна, чтобы мальчишка не делал глупостей и не сбегал на поиски. Помимо этого, Юнги и самому очень нужен Тэхён. Тот в своё время припрятал по его просьбе пару важных код-ключей, и без Лиса доступ к ним получить невозможно. Но это если говорить о деле. Если же говорить об эмоциях, Юнги просто хочет увидеть всю свою семью в сборе и убедиться, что все живы и здоровы. Хотя бы относительно. О Чимине он знает всё, но как там его лучший друг в лице Хосока? Как там этот неуёмный Тэхён, всегда раздражающий своей любовью к объятиям, по которым Юнги уже успел соскучиться, пусть никогда и не признается в этом вслух? А Чонгук? Совсем ещё зелёный мальчишка. Мин прекрасно знает их инструкции. Где бы Чонгук ни затаился, он был один. Три чёртовых года прошло. Жив ли ещё этот любопытный засранец, постоянно влезающий в его святая святых без разрешения, подкупающий кофе и своими наивными глазищами, на дне зрачков которых умело прячутся черти? Хитрожопый мелкий манипулятор. Юнги скучает по нему, как скучает и по Намджуну. Конечно, он хочет разбить ему лицо и сломать парочку рёбер, отпинать ногами и плюнуть в лицо, но Намджун тоже друг, брат и часть семьи. Да, он совершил ошибку и огромную, навсегда вошедшую в историю их банды из-за уровня своей тупости и катастрофичности последствий, но он свой. И он всё ещё его, Юнги, босс. Но больше всего Юнги волнует только один человек. Ким Сокджин. Пальцы дёргают кольцо слишком сильно, и мочку уха прошивает болью. Негромко прошипев, Юнги отпускает серьгу и резко поднимается со своего места. Ему крупно везёт, не иначе, ведь надзиратели как раз собирают всех на выгул. На улице холодно и сыро, моросит мелкий дождь, но Юнги это только на руку. Отдалившись от всех остальных, он упирается лбом в сетку ограждения территории и пару раз глубоко вдыхает. Ненависть к этому человеку выматывает его так сильно, как не выматывало даже волнение о Чимине, запертом так далеко от него. Пальцы сводит судорогой. Хочется вцепиться в чужое горло и душить, душить, душить. Свернуть шею. Насладиться хрустом костей. Юнги сжимает сетку до боли в пальцах и передёргивает плечами, запрокидывая голову и смотря на серое тёмное небо. Ким Сокджин - самая большая проблема из тех, что ему предстоит решить. И не только ему. Юнги уверен, за право убить предателя они все просто-напросто передерутся, пытаясь силой отвоевать себе право убить ублюдка. - Ты постоянно где-то пропадаешь. У нас проблемы? - Нет. Всё в порядке. Это личное. - Что тебе известно про него? - Имя, фамилия и множество незначительных мелочей, которые к делу не относятся. Отследи жучок, Юнги. Отметь все маршруты. Все контакты и связи должны быть проверены. Разговоры с Намджуном из разных промежутков времени всплывают в памяти один за другим. Юнги всегда верил ему и доверял. Как боссу их группировки. О таком боссе все мечтают. Как человеку, вытащившему его с улицы и позволившему использовать свои способности и знания на полную. Такие не каждый день встречаются. Как другу и напарнику, что не раз прикрывал спину и помогал в сложных ситуациях делом или советом. За него Юнги отдал бы свою жизнь. Именно поэтому при встрече он разобьёт Намджуну лицо. За всё, что этот идиот сделал с ними. И из-за кого? Из-за какого-то трусливого бесхребетного смазливого ублюдка. Если Намджуну хотелось необычных приключений, мог бы развлекаться на стороне. Никто бы и слова не сказал. Но он притащил Сокджина в их штаб. В их дом. В их убежище. Он притащил его туда, куда не притаскивал до этого ни одну из своих шлюх. Любовь? Доверие? Одно бредовее другого. Доверие не возникает на пустом месте. Доверие не возникает там, где пустили корни ложь и предательство. Любовь? Смешно. Просто смешно. Юнги помнит, как всё начиналось у них с Чимином. Они с первого взгляда невзлюбили друг друга и играли на нервах друг друга почти два года, пока очередная драка не переросла в петтинг и поцелуи со вкусом крови. А Тэхён с Чонгуком? Что бы Лис ни говорил о первой встрече взглядов и завопившем чутье, призывающим хватать мальчишку и никому не отдавать, а гладко у них в начале тоже ничего не было. Чонгук был совсем мелким, и Тэхён ждал, пока тот подрастёт. Потом Чонгук шарахался от него, не понимания самого себя и боясь чувств, которые начал испытывать к другому парню. Потом ещё проблемы в отношениях с Хосоком, привязавшимся к мальчишке. Тэхён бесился, злился и дико ревновал Чонгука к Хоупу, ведь от того Чон-младший не шарахался и не прятался по углам. Это уже намного позже Ким смог остудить голову и понять, что Чонгук не привлекает Хосока в сексуальном плане, а сам Чонгук помешан только на мыслях о нём и попытках самоопределиться. А Намджун вот так просто наткнулся на какого-то сноба в картинной галерее, оказавшегося к тому же сынком их главного врага, и всё, любовь с первого взгляда, прогулки под луной и один шарф на двоих? Так не бывает. Намджун никогда не был идиотом и никогда не руководствовался эмоциями. Когда Сокджин спалился в первую же общую встречу, Намджун прекратил с ним всякое общение, хоть и не убил. Это уже после выходки Чонгука они начали общаться вновь. Где были мозги Намджуна, когда он повторно доверился предателю? Где были его мозги, когда он привёл предателя в их штаб? Любовь, конечно, отупляет, но не настолько. К тому же, Юнги до сих пор не может понять происходящего ещё и из-за того, какой спектакль Намджун устроил для Чонгука и Тэхёна с незаряженным пистолетом. Человек, который устроил им такую встряску, не мог столь легкомысленно относиться к собственным поступкам и выбору. Что руководило Намджуном, когда он вытворял всё это? Юнги надеется однажды услышать ответ.

|...|