Лихорадило. Озноб вибрировал под кожей, леденящим зудом растекаясь по телу, — и дрожь задела напряженные нервы, заставив выгнуться от сводящей конечности судороги. В ушах звенело. Звенело как после оглушения — выдавливая звуком барабанные перепонки, до тошноты и головокружения погружая в этот неровный истеричный звон. Онемевшие пальцы не слушались. Язык прилип к пересохшему шершавому нёбу. Не было сил не то что шевелиться — дышать. Собственные хриплые выдохи были слышны смутно, сквозь плотную пелену, или вату, или стекло — Ацуши слышал их приглушёнными, и звон в ушах мешал уловить ещё хоть что-то.
Проектная декларация на рекламируемом сайтеКвартиры в Одинцово от 4,1 млн. ₽UPKVARTAL.SKOLKOVSKIY.RU₽
Скалодром Бигволл в Vegas КрокусBIGWALLPARTY.RU
Но рядом кто-то был. Определённо. Ацуши не чувствовал его, но чувствовал тигр, ощущал его, слышал его запах. В следующий же миг чужие пальцы цепко ухватили волосы на затылке, стиснули и безжалостно дёрнули, запрокидывая голову — чтобы позволить взглянуть на лицо. Где-то над ухом раздалась усмешка; едкая, довольная. Издевательская. — Очухался, тигрёныш? Говорят, лучшее в охоте — сладостный момент триумфа, когда всё твоё терпение и усилия вознаграждаются, ты наконец-то подбиваешь свою цель и ясно, как никогда, ощущаешь свою победу: победу человека над зверем. Может и правда, конечно. Но сейчас Марк бы лишь нахально ухмыльнулся и сказал: «идиоты». Он ведь знал как никто другой: главный триумф — впереди, он наступает чуть позже. Впрочем, ему это чувство почти подпортили; «почти», потому что триумф такой силы не испортит ничто. Только вот перестарались с транквилизаторами, и хотя зверёныш теперь уже точно никуда не убежит — его накачали почти до беспамятства, в какой-то момент это зрелище начало наскучивать. Хотя жизнь всё ещё дрожала, упрямая, в каждом вымученном вдохе горе-беглеца, и этим Твену безумно нравилась. Тем более он ведь всё равно нужен живым, не правда ли? Он ведь, чёрт, особенный. Разумеется, иначе бы босс не поднял такую шумиху, стоило Тигру смыться с Моби Дика вместе с той «куклой», дурацким куском мусора. Нужен, иначе бы Твен не получил своё задание: подбить и вернуть любой ценой. Особенный… Иначе бы охотник, за шкирку притащив свой трофей в кабинет босса, не начал бы ставить свои условия. И не держал бы он его рядом с собой на диванчике в собственной каюте на Моби Дике, не рассматривал мордашку парня-оборотня с таким хищным блеском в зелёных глазах и не ухмылялся бы столь торжествующе. Он ведь всё ждал, ждал, когда тот откроет глаза — и можно будет посмотреть вблизи; он жаждал увидеть этот восхитительный взгляд пойманного животного. Ведь мальчишка перед ним хоть и выглядит как человек — но зверь, самый настоящий, Твен помнит. И хотя Твен видел такой взгляд множество раз — сейчас всё круче, сейчас его кровь буквально кипит от предвкушения, а сладость победы сносит крышу не хуже алкоголя. Перед ним — его лучшая добыча. Запах возбуждения от триумфа ощущался особенно остро: он, плотный и осязаемый, бешено пульсировал в воздухе — и тигру хотелось выгрызть его из чужого горла, перекусить тонкую шею тигриными клыками, сожрать надменное улыбчивое лицо — и особенно хотелось вырвать эти наглые, шальные ненавистные глаза. Желание было невыносимым. Настолько, что туман алчной, сводящей с ума жажды сжал желудок и пеленой застелил глаза. Ацуши судорожно сглотнул. Чужой кадык тоже дернулся — и Ацуши вперил в него пристальный взгляд, чувствуя поступающую дурноту, желчью обжегшую пересохшее горло. Он не был добычей. Ацуши не хотел быть добычей. В этих руках он чувствовал себя беспомощным, отрезанным от мира, загнанным в клетку зверем — да, он знал, что ничего не может с этим сделать, и что сбежать теперь едва ли получится. И всё же он не желал просто так сдаваться. — Вау! Твен присвистнул, разглядывая аж помутневшие от беспомощной злобы глаза зверёныша. «Охотник» ровно секунду выглядел удивлённым, но то наигранное, маска. Её смёл оскал, азартный прищур; Твен чертовски доволен, ведь он получил нечто даже лучшее, чем себе представлял — внутри нескладного тела мальчишки таился хищник, настоящий хищник. Твен буквально ощущал его, Твен был впечатлён им, когда стрелял с Моби Дика, и Твен почти одержим сейчас, видя его так близко. И лишь хмыкает, заметив, насколько пристальным и бешеным взглядом добыча уставилась на его горло. — Что, так хочешь вцепиться мне в глотку? Насмехается он и всё ещё держит мальчонку за волосы, так что может заставить смотреть себе в лицо; ему почти плевать, в состоянии тот говорить и может ли ему ответить — он читает ответ по этим двухцветным глазам, по переливам в них загнанной ненависти. Это ли не прелесть? — И не можешь, да? — Он даже приподнимает голову, на секунду демонстрируя зверю желаемое, а потом кивает, буквально лучась самодовольством: — Бьюсь об заклад, ты сейчас вообще не в состоянии пошевелиться. Кстати, и не будешь в ближайшее время! Наши ребята знают толк в подобных штуках… Даже интересно — ты на что вообще надеялся, когда давал дёру? Твен говорит едко, усмехаясь, но удивительно спокойно и даже небрежно; лишь в глубине глаз отплясывают безумные огоньки, как будто для него ничего не значит страх. И это так. Жизнь — всего лишь развлечение, именно поэтому Твену сейчас так весело. И это тигра, верно, раздражало сильнее всего. Охотник совершенно не боялся зверя — он упивался бессильной злобой, упивался яростным взглядом, но если бы был хоть момент, хотя бы доля секунды, когда мышцы не сводило спазмом и не перехватывало дыхание — один-единственный миг, когда тигр нашёл бы в себе силы — Ацуши бы ничего не ответил, лишь тотчас разорвал чужую глотку. Но сейчас он даже не ощущал тигра. Чувствовал — обонял — сильнее, чужой запах был настолько остр и узнаваем, что мог бы сниться в кошмарах — он вгрызался в бессознательное с таким остервенением, что даже с желанием Ацуши забыть этот запах, избавиться от него, вырвать из своих воспоминаний — он всё равно останется. Однако это единственное, что мог тигр. Едва были силы, чтобы нормально дышать: хриплые, они царапали глотку и больше походили на тихий рык. Раздражало. Всесильная Гильдия, видимо, бросила как минимум треть своих ресурсов на создание парализующего снотворного для эсперов. Останься у Ацуши желание поиронизировать, он бы поблагодарил мастеровитых инженеров. Но сейчас Ацуши чувствовал лишь сухой выбрирующий позыв в горле — и, едва не задохнувшись, закашлялся, сдирая изнутри глотку, ощущая, как губы пачкаются в чем-то теплом и солоноватом. Кажется, это была кровь. В глазах всё поплыло — и Ацуши лишь почувствовал, как заваливается вперёд, прямо в руки охотника. Честно говоря, тот такого не ожидал. С лица Твена даже на секунду смело ехидное самодовольное выражение, он ойкнул, подхватывая «тигрёнка» за плечи. — Тихо-тихо! Но в голосе не было и капли сочувствия, этот вскрик был полон лишь удивления и какой-то обидчивой досады, словно у ребёнка, который увидел, что его любимая игрушка, вот незадача-то, начинает ломаться. А ведь он и близко не наигрался, и ему абсолютно наплевать, что брызги крови запачкали рубашку. Он хорошенько встряхнул зверёныша за плечи, после обхватывая и небрежно похлопывая по спине, но его внезапная вялость Твена вовсе не радовала. Если ещё секундой назад он был счастлив смотреть в эти яростные глаза, то сейчас, как только взгляд зверя расплылся и потускнел, — пришла скука, и лицо охотника скривилось в раздражении. — Ты уж постарайся не вырубиться, а? Смешок — отрывистый, безумный — и хитро прищурившийся Твен развернул безвольное тело к себе спиной. Бесцеремонно притянул ближе, вплотную. Практически усадив мальчишку к себе на колени, он усмехнулся ему на ухо, обхватывая талию и сцепляя перед ней ладони.
