BNHA: Бессонные ночи..

Часть 20.

Он рассматривает фотографии. Здесь есть очень много самых разных авторов, какие-то фотки отпечатаны на фотобумаге, другие на обычной. Есть разные рисунки, от знаменитых картин в маленьком масштабе, до совершенно детских каракуль. И в этом всем что-то привлекло внимание Мидории. Что-то задело его до той степени, что он решил сделать это частью своей коллекции, захотел сохранить. Любая деталь…

 — Признайся, — Шото опускает очередную фотографию, на которой нет марки Урараки, в стопку. Он убирает челку от глаз с медленным свистящим выдохом и смотрит на Изуку, склонившегося над папкой прямо перед ним. — Ты общаешься со мной только потому, что у меня есть машина.        Мидория пропускает тихий смешок.

 — Угадал, — говорит Изуку, закрывая очередной скоросшиватель. — Это твоя машина.

       Он тратит секунду-другую на то, чтобы окинуть Шото оценивающим взглядом, снова упирает глаза в пол и фыркает.

— И ты покупаешь мне кофе и еду. А еще у тебя крутые волосы, — он откладывает папку подальше и поднимает глаза на Тодороки, — и невероятно красивое лицо.

       Мидория до невозможного спокоен для такого момента. Он смотрит умиротворенными теплыми глазами, будто бы не имеет малейшего сомнения в своих словах, и это выбивает Тодороки из колеи.

       Не просто выбивает.

       Он (слегка) задыхается.        Мидория нежно улыбается и отводит взгляд к своей руке на полу.

 — И, если тебе интересно, никто никогда не покупал мне кофе до этого. И не говорил со мной вот так, просто… Не вызывал во мне столько же восхищения и не был настолько поразительным… Так что да, Тодороки, это твоя машина, ты такой догадливый.

       Вот черт.

       Внезапно Шото понимает, что никогда бы не решился сказать подобного. Мидория сидит и так просто говорит то, на что у него самого не хватило бы отваги. Легко открывается без малейших сомнений. Тодороки чувствует себя позорным трусом, и он так ошибался, отказавшись от слов о смелости парня. Изуку, в самом деле, намного храбрее его самого.

       И так же внезапно Тодороки понимает, что очень сильно хочет его поцеловать.

       О, этот ебаный краш…

       Нет момента лучше. Они совершенно одни. Сидят на полу комнаты, где он так давно мечтал оказаться. Он и Мидория, этот комок комплексов, что удивительным образом обскакал его, заставив восторгаться собой еще сильнее (будто это возможно). Изуку, который тот самый парень без лица, вызывающий улыбку одним своим голосом и визгом: «Ребят, смотрите!»
       И чертова небольшая комната, стены в плакатах, фотографиях, рисунках (каждый имеет свое значение, свою ауру, все подписаны, и больше половины из них принадлежат тяжелой руке его брата; знание всех этих деталей делает атмосферу еще волшебнее), мягкий ковер с пятном от краски в уголке и открытые настежь окна. Если бы можно было навсегда заморозить любой миг из жизни, Шото выбрал бы именно этот.        Май бушует зеленью снаружи. В воздухе висит тяжелый запах приближающейся грозы, и распахнутое окно скрашивает тишину шелестом деревьев и тихим шумом трафика. Изуку говорит ему то, о чем он никогда не заикнулся бы без пинка. Изуку тот, кому он хочет сказать что-то подобное. Тот, с кем он уже поделился тем, чем делился только с самыми близкими.

       Человек, глаза которого сияют ярче солнца каждый раз, когда Тодороки ловит его взгляд на себе.   

     Один такой вот персонаж, способный наполнить его мысли подобным сопливо-поэтичным дерьмом (Шото даже не стыдно).

       Он сидит напротив и улыбается.

       Они именно там, где должны быть. В то время, в том месте и с самыми подходящими словами.

       Тодороки должен его поцеловать.

       Он знает это, как знает то, что Земля круглая.

       Но не он из них двоих смелый. Не он тот, кто решится сделать движение. А Мидория не ступит еще одного шага, потому что он не может в одиночку пройти весь путь за них двоих.

       Тодороки продолжает сидеть. Он сидит, не моргая и не дыша, настолько долго, что чувствует удушение на дне горла, но не может заставить себя выдавить хоть что-то. Слушает редкий еле слышный треск птиц и крики в своей голове. Давно они так не верещали.

       Мидория больше не смотрит на него, он берет новую папку. Спустя минуту Изуку тяжело вздыхает.  — Ну, а теперь, когда минутка остроумия закончилась, у тебя еще шесть стопок, а я хочу закончить раньше августа. Давай, Тодороки, за работу!

       Изуку снова смеется, кидая в застывшего парня комком бумаги. Шото моргает и еле успевает схватить всученный ему скоросшиватель.

       Он чувствует себя странно, но благодарен за смену темы. Эта шутка слишком резко завернула туда, куда он совсем не ожидал.        Это довольно трудно, он не знает почему. Он очень боится сделать это. Не может избавиться от чувства, что их отношения с Мидорией настолько же хрупкие, насколько неразрушимые. Они уже зашли очень далеко. И с каждым новым движением Тодороки до дрожи боится оступиться.

       Он умеет делать ошибки. Он просто мастер в лажах. Почетный номер один в промахах. Он привык и научился не обращать на них внимание.

       Но здесь ошибку он себе не простит.
 
      Он будет очень осторожен. Даже если это будет очень медленно, зато будет правильно.   

     Тодороки хватает папку и начинает перебирать новую порцию фотографий.

 — Рабство нелегально, ты в курсе? — бурчит он и зарабатывает звонкий хохот в ответ.