Довольно тупо выходить из гостиницы в родном городе. Сразу у входа наверняка увидишь какую-нибудь знакомую рожу, ехидно улыбающуюся, или вовсе бредущую с похмелья. Так вышло и на этот раз. Не успев пощуриться на солнце не выспавшимися глазами, облизнув высохшие губы не менее сухим языком, отметив по пути два новых скола на передних зубах, и вот тебе уже тянет руку, вроде бы, неприметный обыватель.
«Дарова, братуха!» - щерится он кривым ртом в той искренней манере, к которой привыкли жители его неблагополучного района. С трудом идентифицирую приветствующего меня человека. Это Бирюк. Тяну ему руку, он просит закурить, делюсь с ним предпоследней в пачке сигаретой, и двигаюсь вниз по улице, чтобы позавтракать в каком-нибудь гаштете.
Удивительно, но ощущение было такое, словно я и не уезжал никогда отсюда. Утром я снова проснулся один, что мне особенно не нравилось никогда. Ночная фея, что так радовала меня в полумраке случайного гостиничного номера, видимо, решила упорхнуть в свою унылую жизнь, не попрощавшись. Что ж, дело то житейское, по крайней мере, никто не остался в обиде.
Было довольно раннее утро, поэтому, дойдя до более-менее приличного кафе, мне пришлось постоять у входа чуть больше десяти минут.
Войдя в прохладный зал, я с удивлением увидел, что там уже сидит какая-то женщина. Я взял поднос, и начал деловито набирать на него снедь. Пара стаканов клюквенного морса, салат, пара котлет с картофельным пюре – все это было мало похоже на завтрак, но учитывая, что все это время я больше употреблял алкоголь, и предавался плотским утехам, нежели ел, пришло самое время для трапезы.
В пустом зале было легко найти уютное место в полумраке, куда не дотягивалось внезапное майское солнце. Спящая женщина сидела как раз напротив меня. Ощущение, что она со вчерашнего дня так и сидит в этом кафе, ведь я не видел, чтобы она заходила вместе со мной, а ведь она была разута, положив босые ступни на побитые трекинговые ботинки. Я начал есть, и одновременно глядеть на нее, она на самом деле показалась мне занятной. Растрепанные волосы скрывали лицо, поэтому окончательно определить ее возраст не представлялось возможным. Но самое поразительное, что мне удалось заметить – это невообразимая мимика ее лица. Видимо, сон женщины был очень волнующим и неспокойным. Веки ее ходили ходуном скрывая быстро вращающиеся глазные яблоки, рот подергивался, возможно, это был нервный тик, в любом случае, зрелище вызывало у меня одновременно и отвращение, и нездоровый интерес.
Я покончил с салатом, и принялся жевать котлеты, отмечая, впрочем, их неплохой вкус, несмотря на очевидную казенность. Женщина два раза громко вскрикнула во сне. Я отпил несколько крупных глотков из стакана, и продолжил наблюдение.
Очевидно, сквозь сон она ощутила мой взгляд и, внезапно, открыла глаза. Я чуть не поперхнулся от неожиданности этого момента. Глаза ее были настолько пусты и наполнены каким-то нездоровым блеском, что мне стало не по себе. Я спешно накинул куртку, и вышел на крыльцо кафе.
«Ведьма, блять, какая-то!» - с досадой сказал я сам себе, и натянул на нос бейсболку. Внезапно подкатившая тошнота отбросила меня к стене, в глазах потемнело. Я чертыхнулся и отправился на набережную.
Погода в этот первый майский была прекрасной, легкий ветер приятно холодил кожу. Поднявшись на автомобильный мост, я стоял, смотрел на завораживающие белые буруны стремнины, и ненароком разглядывал надписи, сделанные на парапете легкомысленной молодежью. Все эти кривые буковки, говорящие о любви, сплетались в моих глазах в какой-то восхитительно красивый узор, и я понял, что у меня просто снова кружится голова.
Я ухватился за парапет двумя руками, мимо проехали два велосипедиста, из пристегнутых к сиденью колонок изрыгал вопли исполнитель какой-то особо отвратительной разновидности рэпа. Прислонившись к холодному металлу, мне стало немного легче. В этот самый миг из кармана ветровки в бушующий поток выпал телефон.
«Блять!» - бессильно выругался я и пошел на левый берег реки, медленно, и пошатываясь.
Тотчас же, зазвонили церковные колокола, созывая на пасхальную службу прихожан. Спустившись с песочной насыпи, я влился в узкий ручеек прихожан, и направился к храму. В неспешности своих шагов я вдруг подумал, что именно в этой церкви меня крестили почти тридцать лет назад. Я вздохнул. Безграничная усталость и некоторая отрешенность от мира, а возможно и пустые глаза ведьмы из кафе, привели меня в итоге на пасхальную службу.
Вереница старух в чистых белых платках чинно кланялись иконам, а несколько набожных алкашей, уже накативших перед приходом сюда, зычно отвечали на приветствие перегарным «Воистину воскресе!»
Священник был юн, малоросл и тщедушен. Праздничные одежды висели на его хрупких плечах несколько несолидно, а голос был тихим и невпечатляющим. Тем, не менее, он рассказывал интересные истории, прочитанные в Библии, но мне приходилось прислушиваться к его проповеди, которая уже через пять минут показалась мне неискренней и монотонной. Я поправил волосы, и, надев на голову бейсболку, вышел из церкви.
Весеннее солнце ласково грело молодую, очнувшуюся от зимних холодов землю, улыбаясь с неба. Звонили колокола. Было тепло, я снял ветровку, сложив ее в рюкзак, и направился по переулкам частного сектора дальше.
Зайдя в ближайший спортивный магазин, я стал рассматривать реплики кроссовок, и откровенно убогое качество обуви позволило мне подумать, что я перенесся в машине времени в те далекие дали, где фэйк был фэйком, и это было нормально. Внезапно, я увидел, что продавцом здесь была знакомая мне девушка. Ее взор за те годы, что я с ней не пересекался, ничуть не изменился, оставшись таким же томным, словно она принимала утром тяжелые наркотики, или феназепам. Заторможенные движения и потухшие глаза косвенно на это намекали.
Поздоровавшись, я изрядно ее напугал. Она явно поняла, что ехидно улыбающийся человек в бейсболке, натянутой на глаза, ей явно знаком. «Мария, как же мне в свое время нравились ваши стихи!» - продолжал ехидничать я. «Блин, я все не вспомню, как тебя зовут, и это меня накаляет!» - печально пролепетала Мария.
«Давай попытаемся отгадать, чудесная Мария» - улыбнулся я.
«Олег?» - продолжала тупить моя визави.
«Нет» - щерился я, словно мартовский, хотя скорее уж майский, кот.
«Антон?» - сомневаясь, выдала она.
«Ну, нет, какой же я, в****у, Антон, дорогая!?» - возмутился я.
«Алексей...» - робко пролепетала Мария.
«Нет, нет и нет» - загадочно ухмыльнулся я, и, оставив девушку в демоническом смятении, удалился из магазина, чтобы уже не вернуться туда никогда. На самом деле, ничего криминального или постыдного в моем знакомстве с Марией не было, однако ее вариативность в именах, прямо противоположных друг другу, несколько удручало.
А весна нашептывала мне доброжелательные комплименты, и, распинывая, прошлогоднюю листву, еще недавно лежавшую под снегом, а сегодня высохшую под солнцем, подобно пергаменту, я направился к ближайшему бару, где решил выпить кружку пива, чтоб идти было бодрее.
Заказав кружку «Братского», я расположился напротив экрана, и снова, второй раз за день ощутил себя в далеких временах без интернета. Шла некая ретроспектива постсоветских видеоклипов, и мне стало как-то грустно, причем, грустно стало в первую очередь от того, что я ощутил за последнее время некий тренд на все, что было связано с девяностыми – все эти ретро-диско реюнионы, все эти дискотеки и унылые сериалы, говорящие уже не о жизни, воспетой в своих кинокартинах Балабановым, а о эрзац-попсе, всех этих лосинах и дурацких прическах, ну, или на худой конец – Ладе Дэнс.
Мне стало тошно, и я вышел из бара, направившись к трамвайной остановке. Во что бы то ни стало, мне нужен был в этот момент мой лучший друг Робо. Отягчающим обстоятельством для нашего возможного несостоявшегося коннекта мог бы стать мой утонувший телефон, но мы с Робо были из тех самых времен, когда не то что мобильные, но и стационарные телефоны были не у всех, поэтому я был уверен в успехе.
Подошел трамвай, и я впрыгнул в него, чувствуя в теле некоторую молодцеватость. «Отпустило, что ли?» - подумал я о безднах глаз ведьмы из кафе.
С интересом разглядывая афиши уже никому не нужного местного футбольного клуба, я вдруг вспомнил те времена, когда мы с Робо и другими парнями вместе ходили на стадион. Это были удивительные времена, сейчас их уже не вернешь. Другие цвета, другая команда, заряды, выезда, раздавание и получение по щщам, дух единства, ну и все такое прочее. Вздохнув, я сжал поручень, и стал ждать своей остановки.
Выписавшись из трамвая, я прошел по весенним переулкам некого спального района, принадлежавшего в прошлом рабочим текстильной мануфактуры. Теперь же, потомки славных ткачей, спившиеся, и люто глядящие, из под засаленных век, пустыми глазами, вызывали не страх и оторопь, а скорее раздражение.
Робо жил в бывшем малосемейном общежитии, скромно и по-холостяцки неряшливо. Повсюду по его квартире были разбросаны вещи, книги, туристическое снаряжение, но в целом атмосфера уюта присутствовала. К тому же, благодаря простодушному и романтичному нраву хозяина, в этом неприбранном жилище всегда чувствовался женский аромат, но хозяйки явно не доставало.
Я, тяжело ступая по лестнице, поднялся на второй этаж, и, привыкая к темноте узкого коридора, пошел на ощупь к искомой квартире.
Очутившись перед дверью, я робко постучал. Робко постучал я потому, что из окрестных жилых щелей, при громком стуке, сразу повыползали бы местные подъездные тролли, соглядатаи мне были совсем ни к чему.
За дверью слышался шорох, но хозяева не спешили открывать.
«Робо, блять, это я!» - злобно проговорил я, и снова постучал, - «Дама у него там, что ли?»
Наконец, дверь отворилась, ослепив меня ярким солнечным светом, брызнувшим в щель, и из этой щели показалась голова Робо.
«Хассер?» - всклокоченная голова радостно улыбнулась, - «Салют! А че не позвонил, меня могло и не быть дома?»
«Салют! Утопил телефон в реке, и надеялся на удачу. Думаю, в этот раз она меня не подвела» - ответствовал ему я.
«Крутой! Какие дела?» - предвкушая, спросил Робо.
«Робо, мне срочно нужен напарник, чтобы весело и мрачно залудить в этот первомайский день».
«Говно-вопрос, камрад!» - возликовал Робо.
Я захлопал в ладоши, потом порылся в рюкзаке, и презентовал другу книгу Курта Воннегута «Мать-тьма».
Оценив мой внешний вид, памятуя о нестабильной погоде нашего края, Робо стал прихорашиваться. Взъерошенные волосы быстро пригладились каким-то модным гелем, комнату наполнил аромат туалетной воды "Lacoste", футболка известного немногим кэжуального бренда заправилась в стильные джинсы Levis 501. Ноги воткнулись в педали "New Balance 574", те самые, что мы так любим.
«Ветер?» - критично спросил Робо.
«Нах» - ответствовал ему я.
Робо натянул на голову бейсболку "Merc", а в рюкзак полетел анорак от "Columbia".
«Стильный паренек» - поглумился я.
«Весь в тебя» - поржал в ответ Робо.
Легкий ветер обдумал нас, мы шли по улице, беседуя о том, о сем, перекидывались шутками.
«Может в «Трибуну»? Давно там не был» - посмотрел я на Робо.
«Чет я крайние два раза ходил, она была закрыта».
«Подозрительно, но проверим все равно» - оптимистично сказал я, и мы, перейдя трамвайные пути, углубились во дворы.
«Трибуна» нам очень нравилась. Возможно, лично для меня она была тем же, чем для многочисленных пАдонков 90-х являлось кафе «Серна». Важным фактором нашего там нахождения была атмосфера уюта, дружеское отношение его владельцев к завсегдатаям. Задумывалось это заведение, как спортивный бар, но по итогу там собирались довольно таки разношерстные люди. В полумраке бара находили свое пристанище пожилые кажуалы, вроде нас с Робо, любители посмотреть спортивные матчи, криминальные элементы, и просто люди, которым нравилось хорошее и недорогое пиво. Однажды, в охотку, я посмотрел там целый сезон «Ходячих мертвецов», вместе с барменом, остроумно и ворчливо его комментируя, правда, после последней серии я уже был несколько убран, что, впрочем, не испортило мне впечатления от фильма.
Когда мы с Робо зашли под своды любимого бара, что-то показалось нам странным. И первое, что нас удивило – это пустота залов. Привыкнув к полумраку, мы устремились к барной стойке, она была пуста. И что нас ужаснуло – стены были абсолютно черны – не было здесь ни широких экранов со спортивными каналами, развешанных тут и там клубных роз и флагов сборных. Что-то шевелилось в уголке, деловито шурша. Мы устремились туда. За столиком сидел какой-то невзрачный мужичонка, и пересчитывал фисташки. Целую, блять, гору фисташек.
С трудом оторвавшись от столь трудоемкого занятия, человечек проговорил картавым голоском:
«Хебята, мы еще не откхылись, но если хатите, то можете пхиобхести кхужку пива»
«В смысле, приобрести, а где «Трибуна», где наши парни?» - в голос спросили мы с Робо.
«Они съехали, куда не знаю, а тут вот мы в пять вечеха откхываем кальянную, будут пхизы и падахки» - продолжил каркать человечек.
«Ну, хорошо, а что у вас на кранах?»
«Где?»
«Блять, разливное у вас какое-нибудь есть?»
«Я не знаю, а вот по списку у нас есть чешское».
«Какое чешское»
«Чешское просто»
Я с ненавистью посмотрел на человечка.
«Хорошо, дайте четыре».
Человечек неумело, пыхтя, стал наливать нам пиво. Мы отправились к своему столику, с омерзением заметив, что вместо уютных диванов, на которых мы коротали вечера вплоть до закрытия, стоят какие-то общепитовские сиденья. Робо чертыхнулся и сплюнул. Через десять минут человечек принес нам пиво, которое оказалось кислятиной.
Давясь, мы стали цедить этот скам, но, увлекшись беседой, вроде бы добили свои кружки. Из-за шторок на нас пялились еще два человечка, испуганно ожидая открытия своей кальянной.
«То ли еще будет, голубчики, когда сюда придут остальные и охуеют от вашей забегаловки!» - бросил им Робо.
«Ну, мы хотя бы вас дефлорировали, право первой ночи, нах» - хохотнул я.
Удрученно, мы выписались из оскверненной «Трибуны», и стали ожидать на остановке маршрутки, чтобы отправиться еще в одно заведение, где у Робо была назначена деловая встреча.
Когда подъехала маршрутка, мы очень бодро в нее вписались, и вдруг я обомлел. Облепленная двумя кричащими и беснующимися детьми, напротив меня сидела Наташа. Она, ловко управляясь с крикунами, сидела, и, одновременно, втыкала в смартфон.
«Привет!» - помахал рукой я.
Она подслеповато вгляделась в мое лицо, узнав, отпрянула, обомлев, и почему-то покраснела.
«Привет, Хассер!» - робко ответила она.
В затхлом воздухе салона пронеслась эта беседа. Робо, ухмыляясь, поглядывал на меня, залипая в телефоне, а я так и не запомнил всего, что говорила мне она, потому, что где-то там, за слоем косметики, за криком двух несносных сорванцов, скрывалась Наташа, которую я не видел десять лет, юная, робкая, и в чем-то таинственная.
Внезапно я очнулся от наваждения, Робо ткнул меня локтем.
«Приехали, бля!»
Помахав Наташе рукой, я выплыл из маршрутки, вслед за камрадом. И вот, мы уже, взяв по кружке, ждем в пивной делового партнера Робо.
Через двадцать минут приходит пожилой господин, и предлагает взять водки. Начинается неспешная беседа, в ходе которой, изрядно захмелев, пожилой господин братается с нами, и слезы текут по его седой бороде и морщинистым щекам.
Очнулся я от рывка на дорожной колдобине. Оказалось, что мы едем в такси. Робо ухмыляется, я втыкаю в окно.
Приехав, как оказалось, в то место, откуда и начиналось наше повествование, мы выписываемся из такси, и идем в магазин разливного пива, чтобы посидеть потом с двумя-тремя литрами на свежем воздухе, вдали от дотошных патрулей и общечеловеческих ценностей.
По дороге знакомимся с дамой по имени Екатерина, забираем ее гневно с собой. Наступает вечер, мы поем старые песни, Екатерина сидит на камне и вытирает слезы платком с синей вышивкой.
Солнце садится, мы провожаем Екатерину на такси, а сами идем искать приключений дальше. Устав от ночных блужданий и продинамленных встреч, мы идем в гостиницу, где дружно утопаем в беспокойных нетрезвых снах.
Очнулся я в гостиничном номере, совершенно один. Пол был залит пивом, кругом валялись пустые бутылки и упаковки от вяленого мяса, довольно отвратительного кстати.
Прибравшись, я натянул бейсболку на щщи, и очередной раз подумал, что довольно тупо выходить из гостиницы в родном городе, особенно в эту унылую весну.
