Ёнджун и (не) его странные способы привлечь внимание.

(Не)ожиданные действия.

Слёзы лились рекой, успокоиться не получалось. Воспоминание произошедшего сдавливало лёгкие, и омега не мог нормально дышать.

Неясный страх сковал тело, не позволяя ему двигаться.

Что он наделал?

Оттолкнул от себя любимого человека. И что теперь делать?

Сердце колит. Хочется выпрыгнуть из окна, чтобы не чувствовать эту боль; хочется забыться и не вспоминать этот ужасный момент.
Тот момент, когда он потерял надежду на счастливую жизнь с любимым человеком, из-за своей же глупости.

Эта мысль болью отдалась по всему телу, и Ёнджун закричал.

Закричал так громко, что соседи должны были полицию вызвать от такого душераздирающего крика. Но сейчас Ёнджуну плевать на соседей, он хочет к нему.
К тому человеку, кто заставил сердце маленького омеги трепетать.

Пусть понесёт ответственность.

А за что?

За то что позволил увидеть себя; позволил влюбиться в себя, даже не поняв этого.

Ёнджун замолк.

Голос пропал из-за сильного крика, и омега только открывал рот, пытаясь издать хоть какие-нибудь звуки, но лишь бы не молчать; лишь бы не слышать этой глухой тишины. И он начал плакать. Плакать навзрыд, одновременно так громко из-за не утихающей боли внутри, и одновременно так тихо из-за потери голоса.

Ёнджун пытался встать, но не смог, поэтому пришлось ползти. А по-другому он сейчас и не сможет — ноги не держат.

Он чувствует себя раздавленным и опустошённым. Плакать и кричать сил больше нет. Он просто хочет лечь и никогда больше не проснуться.

Упав на кровать, он размышлял над этим всем, но кроме ещё одной истерики у него не получилось выдавить ничего.

— Любовь и правда убивает, — прошептал он с болезненной улыбкой на лице и провалился в беспокойный сон. Он устал, ему надо поспать.

*******

Субин бежал.

Бежал так, что любой атлет позавидует. Но ему это не важно. Надо успеть.

Надо к нему.

Бежать и не останавливаться; падать, но вставать.

Лишь бы успеть. Успеть к его любимой милашке, что сейчас один.

После того сообщения он сорвался с места, как бешеный пёс с цепи, даже не ответив на него. Ему это казалось неважным. Субин привык доказывать; слова любви ему не казались чем-то серьёзным, если человек не может доказать это на действиях — для него это было принципом.