Моя прекрасная няня//LISKOOK

Часть 24.

- Лиса, - жалостливо простонал парень, схватив девушку за руку. – Тебе же плевать, да? Плевать на все мои болезни, плевать на то, что я хуже самого Дьявола, тебе ведь самое главное – чувства, которые меняют меня в лучшую сторону, верно? – Чонгук, сжав в потных ладонях руку девушки посильнее, старался выглядеть серьезно, но в прежних до этого злобных и стеклянных глазах плескало сожаление и надежда на положительный ответ. Ветер задул сильнее, мурашки покрыли кожу каждого находящегося на улице, но было все равно – человек, стоящий рядом, держащий за руку, согревал.
- Конечно. – Услышав ее ответ, Чонгук широко улыбнулся и заключил девушку в крепкие объятия, положив мокрую голову няне на плечо. Она уже не дрожала, холод покинул и тепло, некогда не хватающее им обоим, окутало два тела полностью, не оставляя место для разочарований и горя – теперь все будет хорошо, так был уверен и Чонгук, и девушка, когда-то называемая для молодого человека няней. Ведь все будет отлично, не так ли? Ведь чудеса бывают на этом свете? По крайней мере, они так думали в тот момент. Они наконец-то выяснили всю ситуацию до конца и приняли решение – навсегда связаться вместе, и никогда, несмотря на все трудности, которые, без сомнений, встретятся в их непростой жизни, быть рядом и поддерживать друг друга в независимости от сложности ситуаций. Тогда, в тот момент, они действительно думали, что все наладилось. До дому оставалось двадцать минут ходьбой, но молодые люди не смогли побороть свой голод и, согласившись со своими скулящими желудками, остались перекусить в кафе на дороге «Джек Потрошитель» - кто бы знал, что тогда и закончится их счастливая, не успевшая начаться, жизнь.
Воспоминания убивают.
***
Красное лицо девушки, еще не заставшие слезы, трясущиеся и напоминающие ходящего мертвеца бледные, ледяные на ощупь руки, грустные мысли и посещаемые голову воспоминания, темное платье и зонтик, болтающийся над головой. Лиса, пытаясь сдерживать свои эмоции и не упасть у всех на глазах на колени, не закричать истерически о том, как она ненавидит этот мир, не расцарапать и без этого действия ужасного состояние тело – ей никогда не было так плохо с того момента, как погибли родители. Никогда еще душа так не рвалась на свободу, к нему, только бабушка и дедушка, по-прежнему самые дорогие ей люди не давали пойти на такой страшный поступок. Самоубийство – не выход, и да, очень глупо. Чонгука так не вернешь.
- Чонгук. – Няня провела дрожащей рукой по бездвижному лицу молодого человека, прошлась острым ноготком по уголкам его губ, спускаясь к небритому подбородку, чуть ниже по всей длине к шее. Слезы безостановочно падали ему на лицо, но ничего не происходило – безразличное выражение лица, и глаза, закрытые, ни разу не моргнувшие – глаза мертвого человека. – Ты же обещал, что мы справимся со всеми проблемами, почему ты оставил меня? Почему?! – Переходя на крик, Лиса вызвала негативные возгласы со стороны посетивших похороны Чонгука родственников и его знакомых, что и заставило девушку немного успокоиться и замолчать. Она наклонилась к его лицу, и последний раз прикоснулась к губам, которые не способны ответить на сладкий поцелуй, не могут пошевелиться и ответить, показать взаимность объединяющего их чувства. – Пусть земля тебе будет пухом, - и, прошептав ему это на ухо, она уставилась на когда-то своего воспитанника прослезившимися глаза, надеясь, что сейчас он проснется и закричит громко-громко, что это всего лишь глупая шутка, как он обычно любил делать. Прошли долгие секунды, уже минуты – все это короткое время казалось вечностью – он, как лежал в своем старом черном костюме, шикарно выделяющем все прелести погибшего, так и лежал, сложив руки на груди. Лиса убежала, не желая видеть того, как ее любимого человека будут закапывать в земле, навечно закрыв в душном деревянном ящике, отдавая всю его внешнюю красоту на съедение каким-нибудь тварям, живущим под землей. Она потеряла его. Он потерял ее. Чудес не бывает, смиритесь.
Мрак окутывал всю душу. Пустота побеждала, буквально съедала изнутри, оставляя за собой огромные дырки, которые невозможно будет скрыть или, быть может, каким-нибудь способом зашить. Без Чонгука жизнь больше не имеет смысла. Лиса так считала, и думала, что так будет продолжаться до самой, на этот раз, ее собственной смерти. Нет, она, конечно, может, выйдет замуж и нарожает детишек, встретит старость со своим мужем, но уже не сможет никого полюбить так сильно. Чонгук унес ее чувства с собой, глубоко-глубоко в землю – пускай хранит ее любовь в деревянном ящике, ведь из этого места она не сможет выбраться, какие усилия бы не прилагала.
***
- Она очнется? – парень, сложив на спине руки в замочек, расхаживал вальяжно по больничной палате, изредка поглядывая суровым взглядом на главного врача. Ладони то разжимались, то снова сжимались в кулак. Он не спал долгие ночи, он молился Господу, чтобы она очнулась и обняла его – больше ничего не нужно. – Есть надежды на то, что она будет жить?
- Мы делаем все возможное, - начал седой мужчина, поглядывая краем глаза в какие-то документы, находившиеся в прозрачно-голубой папке. – Но, как вы знаете, Чонгук, она лежит в коме уже месяц и… - врач замолчал. А вместе с ним и парень, который мечтал избить этого старикана за то, что вместо того, чтобы что-то делать ради спасения няни-Лисы, он стоит и вселяет какие-то несуществующие надежды в его давно разбитое, не собираемое обратно на кусочки, сердце, - у Лисы мало шансов на спасение. Она, быть может, уже не проснется. Никогда. – И он удалился, похлопав Чонгука по плечу. Парень безжизненно, с громким стоном, упал на стул, стоящий рядом с кроватью тяжело дышащей девушкой, и посмотрел на лтсцщ с сожалением. Чонгук схватился за голову двумя руками и закачался из стороны в сторону, разговаривая сам с собой, и одновременно обращаясь к девушке, сжав ее бледную, не имеющую признаков жизни, ручку.
- Вот дура, - завопил он. – Какого, скажи мне, черта, ударилась головой об бортик этого дурацкого бассейна ты, а не я?! – Лиса, как померещилось Чонгуку, пожала плечами. Ах да, померещилось же. – Сейчас я должен лежать в коме. А все из-за моей мачехи и этого Тэхена! Они подожгли наш дом, и сейчас, проходя лечение в психиатрической лечебнице, они поймут, какое ощущение это - не иметь свободы. Ведь я больше свободен, без тебя, дорогая, и без отца, который умер. Не оставляй меня одного, иначе я умру по собственному желанию – какой толк мне жить без вас, скажи, Лиса, ответь мне, не молчи! – Но она молчала, лишь какие-то аппараты, кормящие несчастную через специальные трубки, тихо пикали, издавая мерзкий звук в помещении. Чонгук упал на колени, и, положив голову на еле-еле вздымающуюся грудь няни, сказал тихо, чтобы услышала она одна: - Жизнь – дерьмо, и я, милая, дерьмо, раз не смог тебя спасти. – И, еще раз с надеждой посмотрев на нее, ушел, бесшумно закрыв за собой дверь. Парень пошел домой - теперь это уже был не огромный и дорогой особняк богатенького мальчишки, а простая однокомнатная съемная квартирка у одной миловидной старушки недалеко от больницы, где лежала его девушка.
- Дерьмо, - прокричал он злобно, яростно, выплескивая всю злость наружу. Ваза, спокойно покоившаяся на столе, упала, с грохотом разбившись и разделившись на мелкие осколки. Чонгук хотел разбить что-нибудь еще, уж больно это неплохо успокаивало, но его прервал телефонный звонок, мешающий сосредоточиться на «полезном» занятии по выплескиванию эмоций. Ответив тут же, успев за несколько секунд до того, как собеседник сбросил трубку, Чонгук внимательно слушал и, расплывшись в хитрой улыбке, бросил старый аппарат на кровать, кинулся бежать из квартиры, даже не переодевшись в нормальную одежду из домашней и потрепанной майки с шортами. – Жива! – только и успел крикнуть он.
- Пустите, пустите меня! – Врачи лишь посмотрели на странно одетого молодого человека, не по-доброму покосившись на него – плевать. – Лиса! Лиса! Лиса! – забежав в палату, он увидел ее, неподвижно сидящую на кресле-качалке, и глядящей в окно. Чонгук медленно, стараясь не спугнуть недавно проснувшуюся и действительно, поборовшую старушку-смерть девушку, присел на корточки перед ее грустным личиком. Она плакала, не издавая никаких писков и звуков, плакала, не веря в реальность происходящего.
- Ты же умер, - неожиданно простонала она, провела, проверяя, что он жив, рукой по волосам Чонгука. – Я была на твоих похоронах. Я видела, как ты истекал кровью, ударившись. Я все видела своими глазами.
- И все это было твоей иллюзией. Простым сном, - пытался успокоить ее парень, придвигаясь поближе. – Это я видел, как ты истекала кровью. Я видел, как тебя увозили в больницу. Я видел во сне твои похороны, но на самом деле похоронил отца. Это я готов был умереть от безысходности. Это я боялся потерять самых дорогих мне людей. Отец, покинув меня, вселил какую-то надежду, что смысл моей жизни еще есть, и он, хоть и в коме, но очнется. Только с этой, хоть и медленно покидающей меня, надеждой, я жил, каждый день, проводя у твоей кровати, не считая времени, которое я просидел рядом с тобой, держа бледную руку моей любимой няни. – Девушка не стала слушать дальше, и без этого душещипательного рассказа, было больно на душе, но Чонгук был рядом – ничего больше не имело значения. Она положила лицо к его шее, вдыхая приятный персиковый аромат, и слезы сами по себе прекратили обжигать щеки – Чонгук был рядом, черт возьми, жизнь снова возвращается в нормальное состояние.
- Теперь я буду твоим нянем, - усмехнулся парень, подняв ее на руки и положив на кровать. Его губы тут же, без предупреждения, прикоснулись к ее носу, потом ко лбу. Девушка натянуто улыбнулась, ведь стоило ей только очнуться от долгой комы, как ее уже обнимают, не отпуская, и целуют нежно, как Лиса давно мечтала. – Навсегда, Лиса, клянусь.

Конец.

Новый фанфик уже опубликован, бегом читать.❤️