Я до сих пор помню тепло ее рук. Знаю, как она искренне улыбается. Помню ее нежное игривое „Лизка“. Но наше счастье рухнуло, не успев начаться. Кто все разрушил — я или она? Мы! Июнь 2005».
Лиза закрывает огромную списанную тетрадь, где осталась только одна пустая страничка. Никакая история любви не имеет конца. Она оставляет после себя неизвестность. Девушка берет бумажные салфетки и вытирает выступившие слёзы. За всем наблюдала Катя, тихо притаившись около прикрытой двери.
Она никак не могла понять, почему сестра уже около недели ходит сама не своя. Состояние Лизы беспокоило девочку; вывести ее на душевный разговор было сложно, и в юную головушку пришла гениальная идея. Нужно было поговорить с Ириной Игоревной…
Лиза сидела на холодном кафельном полу в ванне и пересматривала старые фотографии. А ведь раньше их было не так много, но все они были связаны с какими-то особенными событиями. Все они наполнены теплом и любовью.
Женщина провела пальцем по лицу улыбающейся девушки на потертой фотографии.
-Иррррррррр, а пойдем купим вату? В парке же, — улыбается блондинка, выбегая вперед перед русой, смеясь.
— А я не хочу. Ты тогда вся в этой вате будешь, и еще меня замажешь, — женщина сморщила лоб, задумываясь.
— А вот и замажу! — Лиза смеется, показывая язык, и бежит в припрыжку к бабушке, что продавала сладкую вату. Дождавшись сладость, она тут же откусывает ее ртом (стараясь откусить как можно больше, тем самым запачкав все лицо), довольно улыбаясь.
Идущая рядом Ира, что возмущалась, резко замолчала, когда чьи-то липкие губы дотронулись ее щеки.
— Лиза!
— А я говорила, что запачкаю, — мурлычет блондинка и вновь целует женщину, которая рукой притягивает ее ближе.
И что более странно, так это то, что этот момент успела запечатлить не понятно откуда, взявшаяся Света.
— Как сейчас помню, ее липкие щеки и губы. Как была ребенком, так и осталась, Лизка-ромашка моя…
Из раздумий учительницу вырвал звонок.
— Алло, Ирина Игоревна? — Голос из телефона звучал детский и взволнованный.
— Да. А кто это? — русая в уме уже перебирала всех, кто мог позвонить ей, — Катя, это ты?
