И вновь скользнул горячими руками по гибкой, послушной спине: на этот раз медленно, с наслаждением, усилием воли заставляя себя не спешить, прочувствовать каждый изгиб его тонкого тела, каждый мускул, играющий под кожей, каждую впадинку, каждую косточку позвоночника. Вот только...
- Сними кафтан, - властно сорвалось с губ.
Прерывистое дыхание, влажные, растерянные глаза в окаймлении чуть дрожащих ресниц, робко приоткрытые губы... Иван почувствовал, как особенно тяжело бухнуло в рёбра сердце, как чувственный жар охватил голову; глаза его почернели, когда тонкие пальцы юноши нерешительно сжали край одежды, словно сомневаясь:
- Снять?..
Иван медленно поднял брови, тонкие губы чуть изогнулись в усмешке.
- Что с тобой, Феденька? - Горячее дыхание, хрипловатое, слишком быстрое для внешне спокойного, тягучего, вкрадчивого голоса, обжигало румяные губы Басманова. Всё ещё обнимая своего опричника одной рукой, царь легонько потянул за первую тесёмку тяжёлого, чёрного кафтана, открывая тонкую нижнюю рубашку. - Боишься передо мной раздеться?..
- А если... - Голос юноши дрогнул, и Федя сжал пальцами ворот кафтана. - Если хозяин воротится?..
Иван низко, бархатно рассмеялся - и силой разжал тонкие, белые руки, чтобы потянуть следующую тесёмку. И ещё одну. И ещё... В серых глазах блеснуло волчье, голодное пламя. Федя не сопротивлялся, только на щеках пламенели горячие пятна.
- Грешно врать царю... - почти прорычал мужчина, горячо прижимаясь терзающими губами к - наконец-то - полностью обнажённой шее, впиваясь в неё острыми зубами, оставляя бесстыже пылающий след. - Не хозяина ты смущаешься, Феденька.
Иван усмехнулся, скользнув взглядом по напряжённым соскам, виднеющимся под лёгкой тканью нижней рубашки - и взглянул прямо Феде в глаза, стискивая плоть через ткань. Мальчишка жалобно вскрикнул, запрокидывая голову, до боли впился пальцами в его плечи, безотчетно-отчаянно потянул... И со всхлипом зажмурился, заливаясь горячей краской: соски наливаясь кровью под настойчивыми, даже грубыми пальцами.
- Перестаньте... - беспомощно выдохнул юноша.
Секунду Иван зачарованно смотрел в его глаза. По его телу бежала горячая, сладкая дрожь. Даже поверить трудно: спустя несколько недель, когда он почти каждый день и не по разу ласкал его, Федька по-прежнему реагировал так, словно это было впервые. Он не мог поверить в это, и... И это возбуждало настолько, что мужчина судорожно сглотнул, остро ощущая, как жарко перехватывает дыхание и сладко тянет тяжестью внизу живота. Зачарованный, он медленно провёл жёсткими, холодными руками по податливому телу Федора: узкие бёдра, тонкая поясница, выше, по лесенке часто вздымающихся рёбер, а затем... Властный, грубый рывок - Иван распахнул кафтан окончательно и опрокинул мальчишку на медвежий мех, бесцеремонно подминая под себя. Федя хрипло, растерянно вскрикнул, невольно цепляясь за него... И выгибаясь навстречу всем телом, захлёбываясь частым, быстрым дыханием и безотчётно разводя дрожащие ноги.
-Снова лжешь, - рыкнул Иван возле пылающего алым уха. Федя протестующе замотал головой.
