-Хороший мальчик, — усмехнулся Иван, мягко проводя кончиками пальцев между его ягодиц — и Федя жалобно вскрикнул, содрогаясь всем телом оттого, как его совсем легонько оцарапали кончиками ногтей в таком чувствительном месте. Он невольно попытался стиснуть колени, прикрыть срамные части, но вместо этого только вновь стиснул бёдра Ивана — и царь с низким рычанием обжёг его ягодицы сильным шлепком. — Не нарывайся, Федька!
Мальчишка жалобно вскрикнул, на коже мгновенно вспыхнул яркий розовый след. Его напряжённый, чуть подрагивающий орган упирался Ивану прямо в живот, пачкая светлую кожу смазкой, а сам юноша затрепетал всем телом:
— А-а-ах! Помилуйте, государь… Я не… не… — взмолился, жалобно всхлипывая и невольно изламывая брови.
— Тише… — неожиданно мягко улыбнувшись, Иван нежно скользнул ладонью по его растрёпанным, густым волосам. — Тише, Феденька…
Федя тихонько всхлипывал и невольно извивался всем телом, мучительно-остро ощущая, как упирается прямо ему меж ног его напряжённая, горячая плоть, как ноет колечко мышц… Юноша судорожно облизнул губы, чувствуя, как сладко и пугливо замирает сердце. Меж ними уже было всё, что могло быть между любовниками, но все равно он порой немножко побаивался. Прохладные, длинные пальцы скользнули между растрёпанных прядей, нежно огладили затылок и шею, и Федя задрал подбородок, будто стараясь прильнуть к мужчине так близко, как это только возможно. Всё тело вдруг сделалось таким чувствительным, таким податливым, и между ног было постыдно напряжённо и влажно от смазки, и Федя задыхался, изнывая от возбуждения настолько сильного, что готов был уже начать умоляюще потираться об Ивана бёдрами.
— Бесстыдник, — низкий, хрипловатый, обволакивающий голос, властные пальцы, неторопливо оглаживающие его всё выше и выше: бёдра, влажное, жаркое, напряжённое меж ними, выше, по отчётливо проступившим венам внизу живота, дальше — вдоль торса, по шее…
Федя дрожал всем телом, постанывая и едва слышно ахая под настойчивыми, неторопливыми прикосновениями, послушно выгибаясь под ними, подаваясь к рукам Ивана Васильевича всем телом — животом, грудью, усыпанными мурашками, напряжёнными, влажными бёдрами.
— Государь… Жарко мне… Жарко… — бессознательно, сладко и жалобно всхлипывал юноша.