Толчек! И пальцы мучительно-медленно, плавно выскользнули из податливого и нежного, жаркого, подготовленного тела. Иван выпрямился над своим юным опричником - распалённым, с широко раскинутыми, дрожащими бёдрами, с затуманенными, влажными глазами... Даже на пылающих щеках блестела влага. Ивану казалось, что он вот-вот лишится рассудка... Или, может быть, лишился давно, едва только встретил этого бесёнка?.. Податливого, чувствительного до дрожи, отзывчивого мальчишку, который стонал так сладко, что его только сильнее хотелось ласкать, хотелось... Брать.
Царь судорожно сглотнул, медленно оглаживая член влажной ладонью. Плоть пульсировала в мучительном напряжении так, что ему пришлось сделать несколько глубоких вздохов: он всерьёз боялся излиться сразу же, едва почувствует, как Федя сжимается вокруг него. Прерывистый, судорожный вздох - и мужчина прижал Басманова к шкуре всем горячим, напряжённым телом, мягко притискиваясь к его воспалённому, розоватому от настойчивых, жарких пальцев входу крупной, твёрдой головкой. В голове горячо мутилось, перед глазами плыл жаркий дурман, и ничего, ничего, кроме Феди, его запаха, его шелковистого, податливого тела не было важно; сердцебиение отзывалось разом во всем теле, но особенно - в мучительно напряжённом паху, с такой мучительной силой, что Иван невольно слишком сильно, даже больно стискивал бёдра своего возлюбленного грубыми пальцами.
- Не бойся, Феденька... - прошептал, как в бреду... И бесконечно плавным, мягким движением толкнулся вперёд.
Федя громко и жарко вскрикнул, содрогнувшись всем телом, и с жалобным стоном выгнулся, захлебнулся, судорожно закусил пальцы. В мыслях было восхитительно пусто, не существовало в целом мире ничего, кроме мужчины с ним рядом, его жаркого, сильного тела, его требовательных рук и поцелуев, его плоти, господи, его плоти, медленно скользящей внутри его тела.
- Государь... - хрипло вскрикнул юноша и тут же задохнулся: в его рот впечатался грубый и жаркий, требовательный поцелуй. Иван, казалось, хотел выдрать его всего: его плоть, напряжённая, каменно-твёрдая, заполняла Федю внизу, а его язык безжалостно терзал покорный и влажный, беспомощно приоткрытый, тёплый рот. - Государь...
Иван глухо зарычал, услышав беспомощно дрожащий, сорванный голос. Бёдра сводило мучительным, жгучим напряжением, сердце тяжело и жарко билось в груди, почти болезненно отдаваясь в висках, горячо, горячо, горячо! Сил сдерживаться больше не оставалось. Он знал, знал, что стоило бы помедлить, стоило бы позволить привыкнуть, стоило бы сделать первые движения неторопливыми и мягкими, но Федя! Его всхлипы и стоны, его покорный рот, его нутро - жаркое, тесное... Сжимающееся вокруг напряжённой плоти... Задохнувшись коротким, глухим рыком Иван не выдержал - и грубым рывком насадил бедного Федьку на себя до упора.
