Ты в белой футболке.Лиза Ира

Глава 15

Розовые пони прыгают по радуге. Солнце светит ярко, заставляет щуриться. Блики на гриве пони тоже ослепительно мерцают, хочется подойти и потрогать. Я несмело приближаюсь к ним, тяну руку, чтобы прикоснуться к шерсти, но пони отпрыгивают всё дальше. Голову печёт, но желание сильнее, и я снова предпринимаю попытку дотронуться до маленьких лошадок. Она также оборачивается провалом. Розовый цвет теперь не кажется таким милым и приятным, скорее приторным и тошнотворным. Голова болит от яркого солнца и хочется накрыться чем-нибудь. Но рядом лишь белые пушистые облака да разноцветная гладь радуги, а также розовые пони, до которых никак не дотянется рука. Тошнота и головная боль усиливаются. Поддавшись резкому порыву избавиться от них, я с разбега прыгаю с радуги. И тут же просыпаюсь. От беспокойного сна простыня смята, а на лбу выступили капельки пота. Меня и вправду тошнит, и голова болит тоже по-настоящему. Кстати, о тошноте. Меня сейчас вывернет прямо на кровать. Чтобы этого не случилось, стремительно поднимаюсь. В глазах темно, но я не прекращаю путь к уборной. По пути успеваю заметить, что планировка квартиры хоть и такая же, но сама квартира — не моя. Мебель, остальное — другое. Попав в коридор, замечаю знакомый табурет и всё понимаю. Времени осознать провал в памяти нет, и я наконец опускаюсь на пол у толчка. Когда всё, что просилось в белоснежную внутренность унитаза, туда попадает, я поворачиваю голову и вижу в дверном проёме свою соседку и препода по совместительству. Девушка смотрит на меня своими серо-синими глазами, не мигая. Белая футболка, пижамные штаны и босые ноги. Очевидно, спала, а я своим топаньем потревожила её сон. Волосы взъерошены, а во взгляде едва улавливаю что-то новое, незнакомое мне. Однако круги под глазами и серость лица всё те же, видимо, диссертация не оставляет им шанса пройти. Я нажимаю на смыв и, когда шум воды затихает, опираюсь на край толчка. Какая милая сцена, ну ты ж Господи.
— А у вас ничего такая норка, — произношу, окидывая взглядом ванную. И тут же закашливаюсь в попытках сдержать вновь появившуюся тошноту. В глазах мутит.
 — По-моему, я заболела.
— У тебя похмелье, маленькая ты алкоголичка.
 — Ну т... — собираюсь воскликнуть «ну точно!», вспомнив, что вчера неслабо так приложилась к коньяку сестры, но вместо этого блюю в толчок. Мда, от былой белоснежности не остаётся и следа. Тошнота вновь проходит, я вновь нажимаю на смыв. И меня вдруг охватывает мучительное чувство. Я смотрю на успокаивающуюся воду и не могу найти в себе сил поднять глаза. Мне стыдно. Устанавливается тишина. Ира молчит. А я своим помутненным разумом осознаю, что мне не хочется, чтобы она видела меня такой. В нашу с ней первую встречу, когда я стояла в тамбуре и плакала по Соне, у меня было такое же чувство. Сейчас мне вновь стыдно за слабость. Узнав её чуть более чем просто незнакомку из поезда, мне хотелось, чтобы она видела во мне равного человека. Равного противника по пререканиям и сарказму. Чтобы она, зная, что меня бросила девушка, не знала больше о моих слезах и переживаниях. Чтобы она, приходя ко мне ругать мой ноутбук, даже не имела в мыслях вопроса, как мои дела, потому что как они могут ещё быть, кроме «хорошо»? А сейчас? Разве хорошо? И состояние вдобавок, как при ПМС — хочется и плакать и смеяться от нелепости ситуации, хочется биться головой об стену и вернуть того розового пони из сна. Надо это признать — мне жаль себя.