Постмортем

Часть 7

Зима в этом году выдалась морозная, снежная — и короткая. Уже в феврале застучала, задробила по жестяному навесу над крыльцом капель, начал сходить снег, и степь за стенами форта покрылась уродливыми проплешинами как кусок белой ткани, по которому рассыпали угли.

Нынешняя Сходка по жребию досталась нам, и караул бойцам казался отдыхом — Резик запряг всех, и мы таскали кирпичи, заделывали прорехи, заново наматывали колючку на стены, чтобы ни у кого и мысли не возникло, что мы тут расслабились. Калая переселилась в мастерскую: чинила старые тачки, по мере сил клепала новые — подлатанные развалюхи Резик планировал впарить через Бена под видом свежака.

Найденные в городе инструменты Калае очень пригодились. В благодарность она подарила Касу моток проводов в оплётке, и Кас в честь подарка где-то пил. Я его ждал до полуночи, потом сказал стене, что он долбоёб, и завалился спать.

Ночь была безветренная, тёплая, как вода в луже. Света хватало: от костров, которые жгли на площади бойцы, и от чужих Солнц, усыпавших небо — словно блёстки на шали Беновой жены.

Сон не шёл — я лежал, таращась на Солнца-блёстки, и каждый раз прикатывался к одному и тому же вопросу. То, что я хотел — я получил, но что, блядь, изменилось?

Отношения с Касом выходили по-прежнему ебанутыми. Он иногда позволял мне кусок себя, но во всём остальном был тем же самым Касом, с которым я ходил на вылазки, зависал в жральне и обменивался колкостями. Можете не спрашивать — я прекрасно понимал, что он всё делает верно, но мне хотелось видеть его другого, как в городе, когда Кас трогал пальцами мой лоб и смотрел странно, будто чем-то передо мной провинился.

Глаза у него тогда были зелёные, яркие: будто согнали ряску с поверхности пруда, и под ней показалась вода, ровная, гладкая, как стекло. А под ряской ничего не видно — одно болото. Я запомнил.

И всё думал: глаза у него выцвели после того, как он умер, или наоборот, полыхнули, когда между нами не осталось тайного и нерассказанного.

В общем, так я ничего и не придумал.

Кас вернулся под утро, упал рядом со мной, обдав запахом ядрёного перегара. Пьяный, он меня раздражал от затылка до пяток, весь, полностью, и я прижал его к себе, надавив ладонью на спину, чтобы и он не трепыхался, и я невзначай не влепил ему по лицу.