Пять минут жизни

Глава 20

Джим

Когда в семь утра я вошел в комнату отдыха, Алонзо и Рита встретили меня одинаковыми улыбками.
– Заткнитесь, – сказал я, отворачиваясь к шкафчику, чтобы спрятать собственную улыбку.
Алонзо усмехнулся.
– Рад, что ты одумался.
– Я здесь только потому, что…
– Это делает Тею такой счастливой? – закончила Рита. – Как по мне, достаточно хороший ответ.
– Она недолго радовалась, – подтвердил Алонзо.
Я обернулся.
– Что вы имеете в виду?
– Делия рассказала ей о родителях.
– Дерьмо.
– Бедняжка. – Рита посмотрела на часы. – Я хочу быть на месте, когда она проснется. – Она вышла за дверь и остановилась. – Джим, ты выведешь ее сегодня на прогулку?
Я нахмурился, пусть даже мое глупое сердце подпрыгнуло от этого предложения.
– Она снова живет по обычному распорядку санатория?
– Пока да, – ответила Рита. – Доктор Чен хочет постепенно вернуть ее обратно в жизнь.
– Делия не позволит мне находиться рядом с ней.
Рита улыбнулась.
– Делия уже не здесь, не так ли? Я спрошу у Теи, что она хочет. – Ее брови дрогнули. – А если она скажет, что хочет тебя?..
«Иисусе, Рита».
– Ладно, хорошо, – сказал я, чувствуя, как краснею. – Я могу ее сводить. Но только если ты утрясешь это с Делией.
– Точно, – усмехнулся Алонзо. – Джим не затем раздумал увольняться, чтобы Делия Хьюз его выкинула. Я прав или я не прав?
Я посмотрел на него, но он только сильнее рассмеялся.
– Ты не можешь винить меня за подколки, – сказал Алонзо, вставая. – Я слишком рад, что ты все еще здесь.
Я нацепил безразличную маску, чтобы он не увидел, как сильно меня тронули его слова. Тея была не единственной причиной, по которой я остался в санатории, хотя то, как она смотрела на меня вчера… Господи, я чуть не поцеловал ее. Потому что она словно ждала поцелуя. Хотела его.
Я закрыл дверь шкафчика.
Я остался, потому что хотел поговорить с ней дольше пяти минут. И я остался, потому что, если бы я ушел, то заодно потерял бы Алонзо, Риту и Хоакина. Слишком много утрат.
«Это плохо, – подумал я, направляясь в столовую, чтобы помочь мистеру Уэббу позавтракать. – Я должен быть в состоянии уйти в любое время. Не высовываться. Делать свою работу…»
Но где-то в течение последних нескольких недель мне стало недостаточно не высовываться и выполнять свою работу.
Около часа дня Рита перехватила меня в коридоре возле столовой.
– Тея готова к прогулке. Она специально попросила тебя.
Я проглотил свое сердце, которое, очевидно, пыталось вырваться из моей груди через горло.
– Правда?
Рита кивнула.
– Как я уже сказала, у нее сейчас свобода выбора. Делия пришла в ярость, но ей пришлось вернуться в Ричмонд по крайней мере до завтрашнего дня. – Она кивком указала на столовую. – Тея там, заканчивает обед. Подбодри девочку, у нее тяжелый день.
Это все, что мне нужно было услышать. Я вошел внутрь. Тея сидела за столом, в бежевых брюках и простой белой футболке. На тарелке лежали остатки обеда. Глаза Теи были опухшими и красными, но, когда я подошел, на губах появилась улыбка.
– Привет, – сказала она хриплым от слез голосом. – Сколько уже прошло?
Я замер, и кровь отхлынула от моего лица.
«Ох, блин. О нет».
Тея устало рассмеялась.
– Боже, Джимми, я шучу. Прости. Я не хотела… – Она сложила руки на столе и спрятала в них лицо. – Плохая шутка. Я так виновата. – Затем выглянула. – Ты меня простишь?
– Нет, – отрезал я, но облегчение вырвалось из меня смешком, и я упал на стул напротив нее. – Это не смешно. Почему я смеюсь?
– Потому что я шучу в самое неподходящее время. Теперь ты узнаешь все мои худшие качества. Повезло тебе. – Она слабо улыбнулась, а затем темное облако ее горя сгустило воздух между нами.
– Соболезную по поводу ваших родителей, – тихо сказал я.
Ее глаза наполнились слезами.
– Я тоже. Что не помешало мне съесть огромный обед.
– Тебе это, наверное, нужно.
– Возвращение из мертвых – тяжелая работа. – Ее глаза увлажнились, и она закрыла лицо руками. – Видишь? Я продолжаю шутить.
– Ты справляешься как получается, – сказал я. – Тебе тяжело пришлось.
– А как справляешься ты? У тебя мрачное чувство юмора?
– У меня? Нет, у меня вообще нет чувства юмора.
Она слегка рассмеялась.
– О, хорошо. Я тоже смогу узнать твои худшие качества.
Мое лицо ничего не выражало, а сердце полнилось мечтами. Тея была свободна, и она хотела узнать меня. У нас было больше пяти минут. У нас было время, чтобы выяснить, кто мы…
Вместе?
Дорис усмехнулась. «Какие мы сегодня оптимистичные».
Тея оттолкнула поднос.
– Мне нужно немного воздуха.
Я поднялся на ноги и предложил ей руку.
– Спасибо, Джимми.
Мы вышли из столовой на улицу во влажный воздух. Тея повернула лицо к яркому солнцу так же, как и на каждой прогулке, которую мы совершали. Потому что она всегда была собой. Даже тогда.
– Все так реально, – сказала Тея. – Как будто у меня было размытое зрение, и теперь я могу четко видеть. – Она глубоко вдохнула. – Мы уже гуляли так несколько раз, не так ли?
– Да.
– Мы были друзьями? – спросила она. – Думаю, да. Ты единственный, кто относился ко мне так, будто я все еще здесь.
– Потому что ты и была здесь.
Ее маленькая ладонь сжала мою руку, и Тея на мгновение уткнулась лицом в мое плечо.
Мы подошли к скамейке и сели рядом. Насекомые гудели в высокой траве, и облака плыли по прекрасному голубому небу. Я мог видеть тонкий изгиб ее шеи, исчезающий в воротнике рубашки. Это тоже было прекрасно.
– Как ты узнал, что я там? – спросила Тея. – Даже врачи думали, что я потеряна.
Я пожал плечами.
– Не пожимай, – велела она. – Твои мысли не являются несущественными. – Она прижала руку к губам. – Я уже говорила это раньше, не так ли? Ого, дежавю на стероидах.
– Ты сказала это в первый раз, когда мы встретились. Мы были в фойе, смотрели на картину с фруктами.
– Куча фруктов, – со смехом повторила Тея. – Я помню. Тогда ты знал, что я все еще здесь?
– Много вещей совпали. Ты была как яркий свет в темной комнате, – медленно сказал я. – Казалось невозможным, что у тебя есть всего несколько минут. Потом я увидел твои цепочки слов и понял, что был прав.
– Мой папа говорил, что я могу осветить любую комнату. – Ее глаза наполнились слезами. – Ты знал, что они ушли?
– Да.
– Но ты не сказал мне. Никто мне не сказал. И я все спрашивала и спрашивала…
– Нам приказали н-н-не…
«Дерьмо».
Она нахмурилась, изучая меня.
– Тебе холодно?
– У меня заикание. Вылезает, когда я волнуюсь. Или злюсь.
Воспоминание осветило небесно-голубые глаза.
– Точно. Я помню.
Я напрягся. Пятиминутная Тея не возражала против заикания. Но реальная Тея…
«Ты совсем ее не знаешь, – сказала Дорис. – Познакомь ее со своим худшим качеством…»
– Ты волнуешься? – спросила Тея.
– Немного. Думаю, сколько ты пытаешься всего осознать. Боюсь, что ляпну не то. Или что не смогу сказать ничего, что стоит услышать.
Тея обдумала это, затем кивнула.
– Черт возьми, как я устала. – Она сунула руку в мою и положила голову мне на плечо. – Ну заикаешься ты, подумаешь. А у меня повреждение мозга.
– Хвастунья.
Она скользнула щекой по моему рукаву и посмотрела на меня.
– Ты просто завидуешь. Мои вечеринки жалости к себе гораздо более эпичны, чем твои.
– Да ладно? На моих есть диджей, который не играет ничего, кроме «Everybody Hurts».
– А у меня есть пирожные с… орехами.
Я усмехнулся.
– Ты победила.
– Мне все равно, если у тебя заикание, просто не уходи, не молчи, Джимми.
– Постараюсь, мисс Хьюз.
Тея вскинулась с широко раскрытыми глазами.
– Боже мой, Джеймс… как твое второе имя?
– Майкл.
– Боже мой, Джеймс Майкл Уилан, зови меня Теей, или я тебя убью.
Я рассмеялся.
– Это против правил.
Тея откинулась на мое плечо.
– На хрен правила.
Я улыбнулся. «И тебя на хрен, Дорис. – Я мысленно показал своей бывшей приемной матери средний палец. – Тея именно такая, как я себе представлял».
– Ты можешь звать меня по имени, потому что я тебя знаю, – сказала Тея. – Мы знакомы. Мы друзья, помнишь?
– Помню.
Она была права. Мы знали друг друга. Она знала меня лучше всех, потому что видела меня настоящего. Ей не нужно было бояться, что я замолчу; с ней у меня был голос. Юмор. Я почти не вспоминал о заикании.
Мы сидели несколько долгих минут, а затем стройное тело Теи начало дрожать от рыданий.
– Воспоминания приходят волнами, – пояснила она. – Доктор Чен сказала не сопротивляться им. В противном случае будет страшнее, если они обрушатся все сразу.
Это было против правил, но я обнял ее и крепко прижал к груди. Она зарылась в мое плечо. Идеально устроилась в моих объятиях. Ее слезы увлажнили мою рубашку.
– Прости, – повинилась Тея. – Я тебя залила.
– Не извиняйся, – сказал я. – Мне никогда не нравилась эта форма.
Она рассмеялась сквозь слезы.
– Ты уже так меня обнимал. Когда я была напугана и плакала той ночью. Ты остановил его.
– Ты хочешь об этом поговорить?
– Нет, – отрезала она. – Не могу думать о нем прямо сейчас. Но мне хорошо. Ты хороший обниматель, Джимми.
– Я стараюсь.
Она глубоко вздохнула.
– А что насчет тебя? Я не могу вспомнить, чтобы мы когда-нибудь много говорили о тебе во время наших прогулок.
– Не из-за отсутствия попыток. Ты любишь задавать вопросы.
На этот раз ее смех был немного сильнее, но она все равно прижималась ко мне.
– Правда, – повторила Тея. – Что насчет тебя? У тебя здесь есть семья?
– Нет.
– Где они?
– Не знаю.
– Как не знаешь?
Я пожал плечами.
– Я никогда их не знал. Я был приемным ребенком. Моя мама бросила меня. Мне сказали, она была несовершеннолетней и просто дала мне имя. Это все, что я знаю.
– И тебя усыновили?
– Нет. Просто перекидывали между приемными семьями.
Тея села и убрала прядь волос с глаз. Даже с пятнами от слез она была прекрасна.
– В течение восемнадцати лет?
Я кивнул.
– Ни одна из семей меня не оставила. Некоторые были плохими. Очень плохими. Особенно последняя.
– А потом?
– Я стал совершеннолетним. Сложно было искать работу из-за заикания, но я устроился в клинику в Ричмонде. Потом ее закрыли, и я получил место здесь.
«А потом я встретил тебя, Тея Хьюз».
Тея нахмурилась, обдумывая все это, затем откинулась на меня.
– Так где же ты живешь?
– Я снимаю дом в Бунс-Милл. Это около пятнадцати минут отсюда.
– Один? Или у тебя есть сосед по комнате? – Я почувствовал, как она напряглась, словно собираясь с силами. – Или… подруга?
– Нет никакой подруги. Я живу один.
Тея расслабилась. Я сжал ее крепче.
– У тебя есть собака? – спросила она. – Золотая рыбка?
– Домашние животные не разрешаются.
Она изогнула шею, чтобы посмотреть на меня, и ее губы оказались в нескольких дюймах от моих.
– Но, Джимми…
Я поерзал под ее вопросительным взглядом.
– Я знаю, звучит не очень, но мне много не надо.
Тея нахмурилась.
– А как насчет любви?
Я нахмурился в ответ.
– А что с ней?
– Должен же был кто-то тебя любить. Когда ты был маленьким?..
– Дедушка Джек. Папа моей последней приемной матери. Он был добр ко мне. Он умер, но… мы хорошо проводили время.
Тея уставилась на меня, и я понял, что история всей моей жизни заняла считаные минуты.
«Пять минут. Я живу пятиминутной жизнью».
– Не надо меня жалеть, – сказал я, отворачиваясь от ее недоверчивого взгляда. – Что есть, то есть.
Ее теплая рука коснулась моих пальцев, затем скользнула в мою – ладонь к ладони – и наши пальцы соединились. Тея откинулась на мою грудь, снова прильнула ко мне, потому что там было ее место, и мы оба это знали.
– Я не жалею тебя, Джимми, – сказала она. – Мне жаль всех людей, которые могли тебя узнать, но не узнали. Они дураки. Они облажались. Я горжусь собой, что я не такая, как они.
Я уставился на ее макушку. Никто никогда не говорил мне ничего подобного. Ее слова глубоко запали мне в тот уголок души, что редко видел свет.
«Ее отец был прав. Она может озарить даже самые темные комнаты».