Ошибка 404

часть 11

       Казалось, что всё замедлилось: слишком долго бежали сатаевцы на место катастрофы, слишком сильно тормозил Барышев, соображая, как и куда вызывать скорую, слишком вяло и растерянно бродили ещё недавно бегающие люди вокруг дыры, вокруг нелепо лежащего на втором этаже Сатаева, вокруг Деркача, скорбно качающего на руках недвижное тело. Казалось, что пространство заполнено свистом и гробовой тишиной одновременно. А когда приехали почему-то весёлые медики, они слишком задержались около несчастного банкира и не торопились взглянуть на Криса. А потом ещё хлеще: Сатаева увезли, а Деркача с Крисом оставили. Рядом на корточках сидел лишь суровый водитель.
        Только через вечность времени появились ещё одни врачи. Менее весёлые. Они стали отбирать у Сергея тело, но тому казалось, что так они могут навредить и какой-нибудь слабый сосуд в мозгу Криса вероломно лопнет от тряски. С трудом расцепили его руки. Бережно уложили тело на носилки и понесли прочь. Деркач за ними, хотя водитель что-то ему втолковывал, дёргал за рукав. А потом и вовсе ухватился за него и не дал забраться в машину с красным крестом. Дверца захлопнулась, и свист выключился, и звук прорезался.
      — …тебе надо к Подвойскому — закрывать всё! Запароливать! А его в Поленовку увезут! Какого вот чёрта лысого бегали? Зачем нужно было до всего этого доводить? Что сейчас Валентине Алексеевне говорить? И муж, и сын… И главное, я должен звонить! Почему я-то? Повременю-ка я… — это водитель, всё это время он говорил с Сергеем как с психически больным. Это даже несколько отрезвило Деркача. Он без единого слова пошагал прочь от неожиданно говорливого бывшего соперника. Действительно в дом Подвойского.
      Навёл там порядок. Закрыл диван чехлом, заклеил полиэтилен — ворота на второй этаж, развесил чужие робы. И даже закрепил непослушные муфты, распределил поверх черновой стяжки полотно с кабелем, разложил инструменты. Всё это совершал механически, словно в аффекте. Выходя, позвонил во вневедомственную, попросил подключить охрану на старом пароле.
      И только в машине, когда подключил к зарядке телефон, закурил, откинулся на спинку кресла и чуть не завыл в голос. Куда ехать? Домой? Как смотреть Ленке в глаза? В поленовскую больницу? Кто его пустит? Ведь он никто Крису, да и страшно — вдруг узнает страшное… Может, к Ивон? У Деркача никакого пиетета перед этой дамой не было, по отчеству он её не называл. Вот и сообщит ей о муже и сыне, заодно и расспросит. Хотя сил не хватало с места тронуться, а не то чтобы дурные вести разносить и переживать чужие стенания. Так и сидел в урчащем «форде» в нерешительности, пока вариант номер один не обозначился сам. Позвонила Ленка.
      И вроде она опять начала в язвительно-ироничном тоне, и слова до оскомины узнаваемы, но Деркача вдруг прорвало. Он заплакал. Не навзрыд, конечно, без причитаний и всхлипов, но слёзы залили весь обзор, а он считал, что они и не водились в его организме — ни лук, ни траур их не могли породить раньше. Ленка как-то поняла, что творится что-то совершенно из ряда вон…
      — Деркач? Ку-ку? Ты там что? Рыдаешь? Что с Крисом? Или с тобой? — ей пришлось ждать не менее пяти минут, пока он справится с солёными осадками и перехваченным спазмом горлом. Деркач подумал, что Ленке и самой впору плакать, а она стоически слушает его истерическую тишину.
      — Я… я уже в порядке. Криса увезли нейрохирурги, Сатаева — травматологи. В общем… Всё скверно. Мы с Крисом ещё вчера узнали, что его отчим был, оказывается, знаком с делом об аварии его отца. Он был экспертом, каким-то приглашённым. Так вот, Сатаев сказал, что на записи видеорегистратора есть беседа отца и сына перед аварией, что Крис, десятилетний пацан, баловался какой-то игрушкой-стрелялкой и угодил отцу в лицо. Это стало причиной аварии… Он сказал, что всё это время у Криса поддерживали амнезию, чтобы он не вспомнил и не сошёл с ума от вины. Крису же сказали, что якобы на регистраторе подтверждение, что отцу стало плохо. Но и экспертов вызвали именно потому, что врачи это категорически отрицали…
      — Бред! Столько лет поддерживать миф ради эфемерного спокойствия ребёнка? Это сказал Сатаев? Не верь ему!
      — Лен, это слышал Крис. И ему стало плохо. Он без сознания…
      — А этот неожиданный эксперт? Ты ему, что ли, накостылял?
      — Нет. Судьба. Он свалился в брешь на стройке… что-то вроде отверстия для эскалатора…
      — Нихрена себе! Жив?
      — Похуй на него. Главное, Крис.
      — Нет, не похуй! Пока он не сдох, с ним нужно подробнее поговорить, а не гоняясь по стройке! Покалеченные-то правду-матку склонны выдавать.
      — Кто меня к нему пустит? Да и вряд ли ему есть резон мне врать… Он не знал, что Крис слышит, когда откровенничал.
      — Резон врать всегда один — прикрыть свою жопу! Ты должен выяснить всю правду к тому времени, когда Крис придёт в себя!
      — Как мне это сделать? Я не Крис, вскрыть эмвэдэшную базу не могу, знакомых там у меня нет, я даже приблизительно не знаю, как следствие ведётся…
      — Стоп! Деркач, у тебя же есть я! Давай-ка рули к моему отелю. Я быстренько звоночек один сделаю, марафет наведу и буду там!
      — Зачем?
      — Рули — говорю! — и Ленка отрубилась. Деркач всегда знал, что она сильнее его, что она вождь, а броневик — её трибуна. Но догадывался, что ей это лидерство многого стоит. Возможно, и сейчас она источает оптимизм и уверенность, преодолевая уныние. Зачем нужно ехать к её пафосному отелю, он не догадывался. Однако взнуздал лошадей под капотом и отправился в центр города.
      Там ещё долго пришлось ждать Ленку: наводить марафет — дело небыстрое. Да ещё вдруг посыпал апрельский снег, особенно настырный и холодный.
      Жена появилась из ниоткуда — небесная крупа не позволила увидеть её издалека. Ленка радостно бухнулась на сидение рядом. Ухватилась за подбородок Деркача, повернула его лицо к себе.
      — Н-да-а-а, — констатировала она диагноз. Достала из сумки влажные салфетки и сунула мужу. — Умойся хоть так! Короче, помнишь, я тебе говорила про юриста, что у нас в отеле живёт? Я же думала, что какой-нибудь адвокатишка! А он из Следственного комитета! Что-то дюже важное на верхах прислан расследовать. Зовут Скоробогатов Павел Родионович. Не женатый, между прочим! — добавила она многозначительно. — Он пообещал по крайней мере выслушать и посоветовать что-нибудь!
      — Да ну… Как-то неудобно…
      — Неудобно будет, если мы не придём! Я переполошила мужика, он, наверное, бреется в спешке, галстук ищет, а тебе неудобно. Назад пути нет! Гоу-гоу! — и начала выталкивать Сергея из машины.
      Несмотря на утро воскресенья, Павел Родионович был свеж и брит: либо действительно ждал, либо всегда начеку. Это был внушительного вида человек лет пятидесяти. Рядом с ним Деркач почувствовал себя мелким и незначительным, хотя на рост никогда не жаловался и тщедушной худобой не страдал. Скоробогатов же был выше его на голову, великанских габаритов, да и черты лица какие-то все слишком — огромный нос, платоновский лоб, густые, сходящиеся к переносице брови, выпуклые глаза, бесформенные губы, выдающийся подбородок, разделённый глубокой ямкой. Человек-Гулливер крепко и горячо пожал Деркачу руку и неожиданно кокетливо поцеловал даме пальчики.
          — Вот, Павел Родионович, это мой знакомый… — Ленка нажала на последнее слово, а Деркач удивлённо поднял брови. — Он вам расскажет историю, а вы как криминалист подскажите, как действовать, да и может ли быть такое диво. Обременять вас чем-то большим мы не станем, у вас и без того много дел.
      — Ха-ха, дело как раз только одно, да и то уже вот-вот разрешится. Если я смогу помочь такой милой девушке, то почему бы и нет? Выкладывайте!
      «Знакомый милой девушки», насупившись от такой дисквалификации, сначала сбивчиво, потом более стройно начал рассказ. О том, как десять лет назад по дороге в Юрмалу разбился банкир средней руки Мирослав Патек, а ребёнок, находившийся в машине, сильно пострадал. Медики никаких патологий у водителя не нашли, было решено воссоздать запись с видеорегистратора, чтобы выяснить причину аварии. Тогда в криминальной милиции работала группа экспертов, которые на «ты» с цифрой, в неё входили не только маститые спецы, но и подающие надежды студенты-айтишники. Они и раскрыли ужасную причину трагедии — сынишка банкира баловался игрушкой, стреляющей дротиками, и попал в отца. На этом месте у Скоробогатова выгнулась одна перекладина брови.
      — А дротики в машине были? — быстро вмешался в рассказ Скоробогатов.
      — Мы не знаем, — так же быстро ответила Ленка.
      — Мы вообще не видели дела. Просто такое заключение экспертизы позволило сделать вывод о несчастном случае, а мальчишке сказали совершенно другое, чтобы не травмировать его виной.
      — Как так? Ребёнок-то был совсем маленький? Ещё не осознавал, что делал?
      — Нет. Ему было десять или одиннадцать лет. Но при аварии он получил черепно-мозговую травму, и это событие стёрлось из памяти. А потом его ещё и поддерживали химией… И вот буквально сегодня он обо всём этом узнал.
      — У вас есть подозрения, что всё было не так?
      — Дело в том, что эксперт, который восстанавливал видеорегистратор, сразу после этого сблизился с этой семьёй. Именно он кормил таблетками парня. И сейчас он, по сути, прибрал к рукам бизнес Патека.
      — Ого! — Скоробогатов даже руки потёр. — Шустрый малый! Так это нужно во внутреннюю службу безопасности сообщать. Это действительно дурно пахнет.
      — Он не был на службе. Он внештатно помогал, в экспериментальной группе.
      — Хм… Вы хотите выяснить, не шантажировал ли этот пострел семейство?
      — У меня вообще сомнения в том, что ребёнок виноват в смерти отца, — Деркач наконец сказал главное. — Я ставлю себя на место Мирослава Патека. Вряд ли бы он позволил такие игры в машине. Вряд ли мальчик сидел на переднем сидении, и если даже попал в отца, то не в лицо же! А значит, дёрнуться так, что улететь под фуру, невероятно. Патек был охотник, суровый и мужественный человек. Он бы удержал руль!
      Павел Родионович выбил чечётку пальцами по подлокотнику кресла. Прищурился. Видимо, это означало то, что он обмозговывает услышанное, переваривает и сопоставляет с собственными представлениями.
      — Что я могу сделать, — медленно произнёс заезжий следователь, — только попробовать узнать подробности самого дела. Тем более был же свидетель — водитель фуры. Может, у него совсем иные соображения. А этого шустряка-эксперта надо бы всё равно прощупать… Сделаем вот что… — Скоробогатов резко встал, что совсем неожиданно для слоновьего веса, и вытащил с нижней полочки журнального столика ноутбук. Открыл его, оживил. Здоровые пальцы удивительно проворно передвигались по клавиатуре. А компьютер, вполне себе нормальных габаритов, казался крошечным, игрушечным нетбуком. — Так. Когда было дело? Хотелось бы точную дату.
      Деркач вспомнил всё то, что было на страничке у Сатаева. Дату аварии, первые три цифры номера дела, название экспертной группы, отделения ОВД, принявшего расследование, имя банкира… Скоробогатов уже совсем скоро весело крякнул и прочитал с экрана:
      — Так. Дело не возбуждалось ввиду отсутствия состава преступления и по субъекту, и по субъективному фактору. Проверку обстоятельств осуществлял капитан Горских А. И., заключение патологоанатома Рыжика С. Е. Водитель тентованного перевозчика «Скания», тут номера… И фамилия — Матушкин Григорий Иванович. Против него дело не возбуждалось. Стоп. В машине был третий человек!
      — Кто? — вместе выдали Деркачи.
      — Неустроев Макар Владимирович. Получил черепно-мозговую и перелом ребра.
      — Это друг отца Криса, — пояснил Сергей. — Но о том, что он был в машине, никто не говорил! И мне кажется, что Крис об этом тоже не знает. Но он заботился о Крисе потом — может, как раз скрывал факт этого баловства со стрелялкой? — Деркач уже начал расстраиваться.
      — Значит, нужно с ним поговорить. Забота о ребёнке может быть вызвана совсем не любовью. Возможно, как раз этот Неустроев виноват и ему не выгодно, чтобы ребёнок вспомнил все обстоятельства. Ведь ребёнок неподсуден, а он вполне.
      — А как же запись? — встряла Ленка. — Подделана?
      — Всё возможно. Но утверждать нельзя, конечно.
      — Нужно найти этого Макара Владимировича, — сделал вывод Деркач. — Крис сказал, что этот дядя пропал, как только Сатаев стал работать в банке.
      — Ну, если не умер, не выехал за границу и был в поле зрения органов, то найти можно, в базе-то пошарим, — Скоробогатов опять защёлкал по клавиатуре. — Конечно, можно было бы с капитаном побеседовать, протоколы поднять. Но это уже не так просто, капитан не обязан всё помнить, а если нечисто, то и не достучишься вовсе. Нужно запрос посылать. А огород чужой для меня — сразу начнутся межведомственные подозрения. Будут волочить дело. Лучше вам побеседовать по душам, намекнуть, что срок давности прошёл. Та-а-ак… Жив ваш Макар. И адресок имеется. Хм… бывший коммерческий директор «Sigma-банка», уехал в глушь, держит пчеловодческое хозяйство. Экая метаморфоза… Пишите адрес.
      Сергей записал название деревни, улицы и даже телефон Неустроева М. В. Встал, понимая, что большего от большого человека требовать нельзя. Пора и честь знать. Поблагодарил за помощь. Мотнул Ленке головой — типа «уходим».
      — Леночка! Может, вы останетесь на кофе с коньячком? — басовито просюсюкал Скоробогатов и приобнял Ленку лапищей. Та сделала выстрел глазами, пожала плечиками и тоже просюсюкала:
        — В следующий раз, Павел Родионович! А сейчас мы поедем туда, где Макар телят не гонял. Надо помочь мальчику. Вдруг получится!
      — Вы мне потом расскажете, что там и как? Старые люди о-о-очень любопытны!
      — Хи-хи-хи…