Белое откровение | Yoonmin, vkook

9. Восхитительное осквернение.

— Вш-ш, — зашипел принц, дёргая ногой, когда Чонгук прислонил мокрую тряпку к счёсанным ранам на коленях.

— Терпите, — тихо ответил он, усердно обрабатывая царапины. — И как только Вас угораздило, милорд...

Чимин ничего не ответил, лишь отвёл взгляд в сторону. Его лицо снова окрасилось этим неведомым Чонгуку выражением. Он, как бы сильно ни старался, не мог прочесть задумчивый взгляд принца, а докучать ему разговорами и расспросами хотелось меньше всего. В какой-то степени слуга осознавал всю тягость, что свалилась на плечи Чимина вместе с вестью о женитьбе, поэтому Чон не спешил осуждать его за ночной побег. Наверняка из-за плохого душевного состояния принц и вовсе не ведал, что делает, никак иначе его уход оправдать нельзя было. Какой нормальный человек будет ночью соваться в лес в полном одиночестве?

Чонгуков день прошёл в суматохе, присущей и всем предыдущим дням. С приездом королевы Ферелдена весь дворец поднялся на уши: солдатские латы начищены, каждый угол в замке вымыт слугами по нескольку раз, а столовое серебро сверкало ярче солнца. Чонгук подготовил одежду принца для занятий, а когда Чимин отправился в библиотеку, слуга приступил к своим обычным делам. Всё бы ничего, но минувшая ночь не давала чонгукову разуму расслабиться. Из рук всё валилось, он чувствовал себя максимально подавленным. В голове эхом звучали слова чародея.

«Мы не увидимся, пока твоя душа столь чиста»

И что это, чёрт возьми, должно значить? Он должен испачкать душу? Потерять чистоту? Заплевать свою невинность? Чонгук слишком много думал и, кажется, передумал дюжину вариантов, но от этого не становилось легче. Он ненавидел себя в первую очередь за то, что дал слабину и позволил магу разгадать свои намерения, позволил увидеть свою слабость, прочитать себя, обнажил перед ним свои чувства. Это не было сказано вслух, но чародей оказался настолько проницательным, что, вероятно, заприметил чонгуково неровное дыхание ещё в первую встречу. До того, как сам Чонгук смог это понять. Но, как правило, это было ошибкой.

Намывая пол в покоях принца, Чон сдувал с потного лба мокрую чёлку и сыпал проклятия на себя и вообще всех, на кого только поворачивался язык сказать плохое слово. Он думал о Тэхёне и сталкивался то с нежностью, что зарождалась под ключицами, то с непредсказуемыми вспышками ярости, когда хотелось схватить ведро и разбить его о ближайшую стену. Ничто так не сбивало с толку и не приводило в растерянность, как эти чёртовы «качели» на протяжении всего дня. Они создавали необычайное эмоциональное напряжение, которое Чонгук пытался выплеснуть, выполняя много физической работы.