Дело рук человека

Глава 12. Плач во чреве

Со времен эпидемии кори в Трате, деревеньке в сорока милях от хоруинского городка Лапоть, люди так часто не помирали. Сначала в харчевне поцапались с десяток мужчин, и все полегли ― не слыханное дело. Затем по домам близ Грязной Хижины побежала незнакомая болячка ― бедняги покрывались волдырями и захлебывались собственной кровью. За пять дней на тот свет отправились две дюжины человек. А вчера, в камышах, на окраине поселения, нашли тело молодой девушки, с широкой раной в животе.

Трата и раньше не пользовалась популярностью у торговцев, а сейчас так и вовсе ее стали считать прокаженной и по возможности обходили стороной. Собранный для продаж и обмена урожай пропадал. Люди готовились к голодной зиме.

Мертвенно-бледная Мона Вдоблик, в просторном белесом платье, лежала на наспех сколоченных из старых досок носилках и стеклянными глазами смотрела в ясное небо. После смерти брата, Толя, Ненки Внемир возненавидела традицию деревенских ― оставлять глаза умершим открытыми. Когда чертова земля сыпалась на крышку гроба Толя, Ненки не покидала мысль, что он все еще видит. Видит тьму. И тьма его пугает.

Тела надо сжигать, думала Ненки, чтобы у души не было и шанса вернуться в тело. Чтобы никто и никогда не очнулся погребенным в гробу.

Ненки обхватила плечи руками, холодный ветер трепал подол бурого платья, и огляделась. На похороны Моны пришли всего четыре человека. Два кургузых гробовщика, которых обязала работа, сама Ненки и ее подруга Шоль. Последнюю пришлось откровенно упрашивать.

А я помню времена, когда вся Трата провожала бедняг на тот свет.

― Эх, она была такой молодой и такой красивой, ― прогнусавила Шоль нарочито грустным голосом, чтобы хоть как-то разбавить молчание. ― Кто мог такое с ней сделать? Какой мерзавец?

Ненки не ответила. Она вглядывалась в посеревшее лицо Моны. Темные тонкие губы, ровный носик, аккуратные брови ― казалось, Мона вовсе не умерла, а уснула и вот-вот проснется, чтобы напугать Ненки. Но грудь ее не вздымалась, а смрад, исходящий от тела, забивал ноздри и был густым как суп. Какую бы шутку Мона не затеяла, пахнуть так, она бы точно не согласилась. И живот свой не сумела бы так надуть! Он круглым холмиком выпирал вверх, натягивал воздушное платье, сквозь легкую ткань которого просвечивался след раны.