XIV

56 12 77
                                    

Осборн проснулся бы после обеда, если бы сквозь сон не почувствовал подступавшую к горлу тошноту. Оказывается, нирвана не так далеко — пара шагов или глотков.

Сладкая, очень сладкая, слаще пончиков и круассанов. Концентрированное наслаждение, впивающееся в каждую клетку тела, всасывающееся и поглощающее всего тебя. Такова нирвана. Оранжевая и теплая. Спешить не надо. Ты — весь мир. Ты — обращен себе и восхваляешь себя. Ощущаешь каждую клетку тела. Чертовски хорошо.

Потом, конечно, плохо. Наружу выворачивает, пот усыпает, застывает и разбивается, стекленеет, просвещается насквозь, а затем — снова растекается, по клеточке от тела отрывает, замерзает, колет, заковывает и выбрасывает ключ в окно, словно говоря, что там, именно там, и есть выход.

Как бы то ни было, но стыда Осборн за круговорот ощущений не чувствовал. Это ради искусства, а не ради людей. Оно принимает только крупную валюту.

Осборн было аккуратно поднялся на локтях, но получилось резко, и все плакаты, прежде явно различимые, превратились в кашу. Он упал на спину и зажмурился. Красные круги заплясали, глаза зачесались, но рук поднять нельзя — ладони ужасно зудели. Осборн провел пальцем по внутренней стороне. Вся исполосована. И где умудрился? А еще вдруг вспомнились вчерашние лягушки.

В детстве, вроде как, Осборн часто ловил головастиков в пруду недалеко от дома. Сваливал их в банку с водой и бежал в сад, а потом раскладывал на газету и смотрел, как быстро детишки лягушек зажарятся. Они трепыхались в предсмертной агонии, раскрывали круглые рты, хватая огненный воздух, и после пары раз стало ясно — солнце эти твари не терпят. Такие себе земноводные вампиры.

«Хах, как остроумно. Замечательная название альбома с готическим звучанием», — подумал вдруг Осборн, наслушавшийся собственных мыслей.

Лягушки — особенно занимательные твари. Не настолько мерзкие, как жабы, но и не такие важные. Если мир бы поставил на чашу весов одну жабу и тысячи лягушек, весы бы без особых усилий пересилили и лягушки посыпались бы в небытие. Лягушки красиво летают. Жаль, у них нет крыльев.

В подвале Осборна сквозь широкие трещины в потолке пробивались солнечные лучи и подсвечивали грязь, осколки бутылок, валявшиеся по углам, и дыру в стене. Осборн никогда не понимал, куда ведет дыра. Поначалу гадал, садился к стене спиной и слушал завывания за кирпичной кладкой. Пытался выловить в стонах человеческие слова, но сколько ни пытался, ничего не получалось. Однажды пытался залезть в нее, но когда протянул руку и почувствовал, что за дырой гуляет ледяной ветер, перестал пытаться. Если там и Ад, то арктический. А после всего холода, который приходится терпеть в жизни, после смерти хотелось все-таки погреться.

Торговец отраженийМесто, где живут истории. Откройте их для себя