Ночь со вкусом Латте

Глава 6.

Советую на первую часть включить музыкальное сопровождение.
Requiem for a Dream — Scott Benson Band
Так вы лучше прочувствуете атмосферу и все моральные переживания героя. Надеюсь, вы оцените.
———————————

Больно. Очень больно. Грудную клетку сдавливает тисками, железными цепями окольцовывает сердце боль. Невыносимо. Душно. Убивающе.

Квартира пуста. В ней холодно и страшно. Нечто неизвестное давит ото всюду, заставляет дрожать и в страхе оглядываться по сторонам от любого шороха. Впервые неуютно в собственной квартире. Впервые кровать холодная, а стены серые. Жить стало страшно.

Он вернулся домой под утро. Не хотелось, но пришлось, потому что пальцы отмерзли до состояния леденцов, а ноги едва держали. Он был разбит настолько, что кровь из израненного сердца была готова водопадом вылиться наружу, а сжатые в комочек внутренности лопнуть, лишь бы избавиться от этой боли. Дазаю очень не. Максимально некомфортно, неуютно, неприятно. Он до сих пор не верит в произошедшее, хотя прошло без малого шесть часов. Сложно принять такого плана факт, особенно когда ты буквально прикипаешь к человеку. Трудно. Невозможно. Вся его жизнь стала банальным существованием. Работа стала вынужденной мерой, от которой нельзя было отказаться. Он обязан отработать там хотя бы три года. Он обещал. И как бы тяжело ему не было, он не может нарушить это обещание.

На опознание приехал почти сразу: не прошло и получаса после звонка, как он влетел в здание больницы и поймал главврача, требуя показать доказательства смерти его любимого, о чем очень сильно пожалел. Дзено был непривычно бледен, почти серым. Он лежал бездвижно, не дышал, словно и впрямь... умер. Это оказалось последней каплей. Врачи буквально за руки и за ноги тащили истерящего Осаму прочь, чтобы тот наконец отлип от трупа. Ему было тяжело. Ни уговоры, ни успокоительные не помогали. Помог бы Дзёно, но об этом думать чертовски больно и невыносимо. Любая мысль о нём — ледяные когти по сердцу, стискивающие лёгкие цепи и бомба в голове. Больничный запах не спасает, от него только хуже: голова — карусель, ноги — вата, тело — не его вовсе. Страшно, больно и тяжело. А смотреть на тело любимого ещё тяжелее.

Всё стало однотонным. День сменялся днём, неделя — неделей, а месяц — месяцем. Друг Дазая, Ода Сакуноске, начинающий преподаватель литературы в одном из университетов, всячески старался поддерживать отчаявшегося парня. Он водил его по театрам, устраивал какие-то сюрпризы. Но тот словно перестал быть собой: выключал любые песни, с особой злостью делая это с новогодними, агрился на всё, что связано было с Рождеством и Новым Годом. Он перестал веселиться. Перестал улыбаться. Всё существо Осаму Дазая осталось за железной дверью прошлого, которое преследовало его каждую ночь, стоило только закрыть глаза. Душа закрылась, сердцу запрещено было биться для кого-то. Ради кого-то. И это, честно говоря, расстраивало всех, кто Дазая вообще знал. Однако началось то, чего никто не ожидал.