Над сопками курился туман, плотной пеленой окутывая вершины хребтов Хамар-Дабана. Стоял сентябрь, и золотые россыпи березовой листвы уже устилали предгорья, отражались яркими красками на глади Байкала. Извилистая трасса пролегла сквозь скальные плечи горных отрогов, прямо над каменными пляжами моря-озера, и не было краше дороги, чтобы настолько захватывала дух свежим дыханием ветров от Култука и до Баргузина. На перевалах трепетали яркие ленты хии-моринов, серебрились резные столбы коновязей-сэргэ, и невольный свидетель этого действа мог бы поклясться, что видел в облаках скачущих по вечно синему небу резвых коней.
Виктор давно не был в родных местах. Лихой круговорот молодости заставил отдать по нескольку лет жизни разным городам. И вот, он уже едет по знакомым с детства дорогам, и радость наполняет его сердце от бескрайних просторов, курящихся сопок, быстрых рек, несущих свои воды к Байкалу. Здесь расстояние не определяется километрами, а время словно несет на своих незримых крыльях вперед. Уже через несколько часов, после того, как иркутский аэродром принял его промозглым утром, моросящим дождем и ветром, он провожал глазами Слюдянку, Байкальск, Мысовую, и вот уже где-то у линии горизонта манил своими огнями Улан-Удэ.
В городе у слияния двух рек Виктор не задержался, а пополнив запасы, сел в рейсовый автобус, и направился к затерявшемуся среди южных отрогов хребта Цаган-Дабан селу Барыкино, где стоял дом его предков. Пейзаж сменился, и вот уже крутые сопки отдали власть поросшим осинами, соснами и березами холмам, между которыми несла свои темные воды река Селенга. Сутулые домишки пригородных деревень теперь сменились добротными домами, стоявшими по обе стороны трассы. Их в свое время построили те, кто хотел сделать эту землю плодороднее, сибиряки и старообрядцы веками бороздили морщинами пашен приречные поля, корчевали лесные опушки, чтобы рожь и пшеница тянули свои колосья к солнцу. Местные жители учились у них, постепенно оседая, обзаводились своим хозяйством, неустанно сплетая кровь степей с просторами лесов, что так страшили их в древности.
Уже через полтора часа Виктор стоял у дома с закрытыми ставнями, на которых голубым кружевом плела узоры старая краска. Скрипучая калитка поддалась под напором сильных рук, и вот он уже стоял во дворе, где провел в детстве столько летних вечеров. Стылым духом пахнуло из нетопленной избы, куда он зашел, невольно поклонившись дому, пройдя сквозь невысокий дверной проем. Скинув рюкзак, Виктор посмотрел на часы. Он еще успеет сегодня навестить родных. Солнце несло свой бег к полудню, когда он подошел к деревенскому погосту. Среди низких оградок стояли высокие кресты, но не было бурьяна на могилах его предков. Добрососедство соблюдалось и тут, сухая трава шептала на склонах, а с выцветших фотографий смотрели на него дед и прадед, две бабушки и две прабабушки – все кто остался здесь и после долгой жизни, наполненной трудом, полной радости и печали ровно наполовину. Присев у могил, Виктор невольно задумался, вглядываясь в серое небо сентября, молча взирающее на просторы степей, перемежающиеся с перелесками. Здесь было хорошо и привольно его душе, и то, что было вчера, словно осталось по ту сторону байкальских гор.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Тугнуйская осень
General FictionНовеллы о Забайкалье. Романтические, мрачные и пропитанные запахом кедровой хвои