Misunderstood

20. Знакомый, но Старый мир.

     Ай! – вскрикнул Лань Сычжуй, отрываясь от своей еды и прикрывая рот.    
          - Сычжуй? – с лёгкой паникой в бесстрастном голосе спросил его отец.              - Я в порядке, отец, - проводя языком по больному месту, ответил Лань Сычжуй.
– Ай. Кажется, у меня шатается зуб.              - Понятно, - мгновение, после чего последовало слегка неловкое, – Тебе нужна помощь?
 - Нет, всё в порядке, - он почесал затылок. – У меня есть довольно хорошее представление о том, что с этим делать. Мне помогли, когда это случилось в прошлом.              - Что было в прошлом?              «Разве он не… оу. Верно. Отец пропустил часть моего детства, потому что был прикован к постели из-за своих травм», - от одного лишь воспоминания его кровь закипала, но он быстро отогнал эти мысли прочь. – Вокруг шатающегося зуба обмотали верёвочку, меня отвлекли какой-то игрушкой и сильно потянули.              Его отец что-то промычал.              - Значит, ты можешь позаботиться об этом сам?              - Конечно! – с лёгким фырканьем ответил ему Лань Сычжуй.              …              Как оказалось, это не так-то просто.              Сычжуй лишь недавно начал тренировать стойку на руках, поэтому в его руках ещё не было силы, с которой он мог бы вырвать зуб, не навредив при этом себе. Но и о помощи просить он не хотел. Он был уверен, что сможет сделать всё сам!              Но как он мог удалить свой зуб?..              Взгляд Лань Сычжуя скользнул к двери. Ну конечно!              Он взял конец верёвки и привязал его к двери. Он открыл её, после чего отошёл в сторону и захлопнул. Сила толчка заставила верёвку на его зубе затянуться и вырваться, унося за собой его зуб.              Кровь заполнила его рот, и он немедленно схватил чистую губку, засовывая её в рот, чтобы кровь впиталась. Он подождал, пока кровотечение остановится, и направил духовную энергию к пустой щели, облегчая себе боль.              После он начисто вымыл губку, снял шнурок с двери и убрал свой зуб.              ………              Лань Сычжуй оживлённо разговаривал с Лань Цзинъи, когда нечто, похожее на ярко-жёлтое пятно, врезалось в его друга.              Раздались сдвоенные стоны боли.              - Эй! Зачем ты это сделал?! – воскликнул Цзинъи, потирая голову.              Мальчик в жёлтом ханьфу усмехнулся.              - Может быть, это ты не смотрел, куда идёшь!              - Кто здесь не смотрел, так это ты! – фыркая, ответил Цзинъи.              - ТЫ!              Лань Сычжуй вздохнул.              - Ссоры и громкие звуки запрещены в Облачных Глубинах. Если вы оба не хотите быть наказанными, я предлагаю вам остановиться.              Цзинъи заткнулся, а мальчик в жёлтом заворчал, но прислушался к его совету, вставая. Именно в этот момент Лань Сычжуй замер, заметив пион на груди мальчика.              «Он из того клана» - Лань Сычжуй сжал кулаки, когда дрожь прошибла его тело. По крайней мере, в этот раз он замер не от страха. Он стал лучше с тех пор, как столкнулся с заклинателями клана Цзинь, но символ пиона всегда вызывал плохие воспоминания. Но в такие моменты он вспоминал слова своих мамы и отца. Не судить целое, основываясь на грехах части. И они были правы.              Поэтому он успокоился и поздоровался с мальчиком.              - Здравствуйте, Молодой Господин. Меня зовут Лань Юань. Приятно познакомиться, - он знал, что в этот момент голос его звучал скупо, но он не мог найти в себе сил даже на каплю радушия.              - Я-я Цзинь Лин. Мне… мне тоже приятно познакомиться, - ответил Цзинь Лин, и на щеках его появился лёгкий розовый оттенок.              - Меня зовут Лань Цзинъи! Приятно познакомиться, ребёнок.              - Я не ребёнок! – щёки Цзинь Лина надулись от гнева.              - Ребёнок!              - Тогда ты тоже ребёнок!              Лань Сычжуй сдержал вздох.              - Я уже говорил прекратить ссору…              - Ха!              - Хм!              Это будет долгий день……              ……              Несмотря на некоторую дерзость, Цзинь Лин был милым ребёнком. Он вёл себя немного высокомерно, но это было скорее от застенчивости, чем от чего-либо другого. Лань Сычжуй знал, что Цзинъи понял это, по тому, как тот дразнил их нового компаньона.              За этим… было интересно наблюдать.              - Молодой господин Цзинь, так почему вы здесь? – поглаживая кролика у себя на коленях, спросил Лань Сычжуй.              - Да, мне тоже любопытно! – воскликнул Лань Цзинъи.              - А? – зарываясь носом в мех кролика, Цзинь Лин замычал. – Мой Цзю-Цзю здесь на… встрече? Он взял меня с собой.              - Почему тебя не оставили с другим взрослым? – с любопытством спросил Лань Сычжуй.
Эм… - крепче обнимая животное в своих руках, Цзинь Лин заёрзал на своём месте. – Некоторое время назад меня похитили несколько плохих человек, так что Цзю-Цзю больше не выпускает меня из виду.              Оба Ланя замерли, и Лань Сычжуй ощутил себя просто ужасно.              - Мне жаль, что я заговорил об этом.              - Всё в порядке, - качая головой, ответил Цзинь Лин. – Это было давно.              - Ну, раз это в прошлом, то больше не будем об этом говорить! – заявил Лань Цзинъи. – Итак, Молодая Госпожа, кто же твой Цзю-цзю?              Цзинь Лин издал громкий, оскорблённый звук.              - Я не девочка!              - Но ведёшь себя как девочка.              - В любом случае… - кладя руку на плечо своего друга, предостерегая от дальнейшего спора, заговорил Лань Сычжуй. – Кто твой Цзю-Цзю?              Тут же грудь Цзинь Лина, казалось, выпятилась, а сам он выглядел куда более гордым.              - Мой Цзю-Цзю – это…              - А-Лин.              Цзинь Лин повернул голову на звук, счастливое щебетание вырвалось из него, когда он бросился на своего Цзю-Цзю – главу клана Цзян.              Мгновение перед глазами Лань Сычжуя не было ничего, кроме темноты и крови. Его тело дрожало, когда он смотрел на мужчину, которого его мама любил, как родного брата, чтобы в итоге быть жестоко брошенным гнить в одиночестве. Подул ветер, он заметил красную кисточку, всегда прикреплённую к Чэньцин, и резко встал.              - Положи. Чэньцин. На место. – все приличия покинули его, когда ярость стала заполнять голову Лань Сычжуя.              - Юань? – растерянно отдёргивая свою мантию, спросил Цзинь Лин, но был грубо проигнорирован.              - Я сказал, - медленно повторил он. – Положи. Чэньцин. На место.              Раздражение наполнило Цзян Чэна, когда он слушал требования от ребёнка, который, вероятно, не знал своего места.              - И кто ты такой, чтобы приказывать мне это?              - Сын Старейшины Илин! – импульсивно выкрикнул Лань Сычжуй.              Цзян Чэн замер, изучая черты лица Лань Сычжуя.              «Является ли он… является ли он тем ребёнком, что обнимал мои ноги?»              - Положи Чэньцин на место! Ты… - глаза Сычжуя были совершенно дикими. Вспышки воспоминаний, когда глава клана Цзян вонзил меч в живот его матери с широко раскрытыми от ярости и ненависти глазами, проносились в его сознании. – Тот, кто оставил его одного, кто бросил его, кто причинил ему боль, не имеет права обладать его вещами!              Цзян Чэна трясло, когда он не мог отрицать ничего из этого. Он бросил Вэй Усяня. Оставил одного. Оставил умирать, гнить на горе Луаньцзань. Он вёл осаду против него. Планировал её в течении многих месяцев. Ударил его мечом и бросил умирать. Но… он никогда не хотел, чтобы Вэй Усянь умер. Разве он не мог побыть эгоистом, сохраняя у себя частичку своего брата?              Затем Цзинь Лин разрыдался, не понимая, что происходит. Цзян Чэн поднял его в попытке успокоить. Лань Сычжуй также оказался растерян вспышкой мальчика, но не отступил. Лишь утёр глаза, уставившись на противника снизу вверх.              ………              Лань Ванцзи находился на кухне, пытаясь овладеть поварским искусством. Нe один раз он слышал, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, и уже некоторое время практиковался, надеясь, что Вэй Ин пойдёт за ним, соблазнённый хорошей едой. Ему пришлось признать, что, какой бы питательной ни была еда в Облачных Глубинах, она была немного… пресной, горькой. Похожей скорее на лекарства, чем на еду.              Сейчас же он пытался приготовить суп из свиных рёбрышек с корнем лотоса. Чуть ранее он встречался с Цзян Ваньинем, довольно туманно объяснив, почему хотел бы знать рецепт. Это был любимый суп Вэй Ина. Возможно, именно это смогло бы убедить Вэй Ина остаться с ним.              Он помнил, что Вэй Ин обещал остаться, но тот не уточнил, надолго ли.              Лань Ванцзи знал, что это эгоистично с его стороны, но он не хотел, чтобы Вэй Ин исчез навсегда. Хотелось показать Вэй Ину, что в этом мире ещё есть добро, что он может вернуться в любое время.              Он попробовал суп и решил добавить ещё немного соли для вкуса.              Но в этот момент снаружи поднялась суматоха, и Лань Цзинъи ворвался на кухню, заявляя, что между А-Юанем и Главой клана Цзян возник конфликт.              Лань Ванцзи немедля потушил огонь, накрыл кастрюлю с только что приготовленным супом крышкой, и сжал рукоятку Бичэня, направляясь за Лань Цзинъи со всей яростью заботливого отца.              ………………………    
          - Нет.     
         - Почему?!          
    - Он мой брат!         
     - Он моя мама! – глаза Лань Сычжуя засверкали.
Изначально он был братом, - поражённый дерзостью ответов, Цзян Чэн продолжал твёрдо говорить.              - Если ты действительно считал его своим братом, то почему всегда кричал, обвиняя его в вещах, что были вне его контроля? Почему оставил одного на горе Луаньцзан? Только потому, что был зол на Вэней? – Сычжуй выглядел так, словно вот-вот расплачется. – Вы как никто должны были видеть, что там были только гражданские! Разве вы не могли помочь им в ответ на доброту, которую двое из них оказали вам?              - Я… - Цзян Чэн потерял дар речи, не находя, что ответить на это.              Лань Ванцзи, слушавший обмен репликами, был рад, что держался в стороне, не нагнетая обстановки.              - А-Юань.              - Отец… - Лань Сычжуй повернулся к нему с блеском слёз в глазах, тут же подбегая и вцепившись в него объятиями. Лань Ванцзи вздохнул, поднимая сына и гладя его по спине, чтобы успокоить, после чего произнёс короткое заклинание, заставляя его заснуть.              - Что произошло?              Цзян Ваньинь отвернулся, не встречаясь с ним взглядом.              - …Он хотел Чэньцин.              Лань Ванцзи некоторое время пристально смотрел на него, после медленно кивнул.              - Я понял. И я понимаю его рассуждения так же, как и ваши. Приношу извинения за его гнев.              - Всё… - у Цзян Ваньина перехватило дыхание, когда он вновь повернулся к нему. – Всё в порядке. Я тоже был виноват. В конце концов, он прав, - последняя часть вышла бормотанием.              Лань Ванцзи удивило извинение, но он принял его.              Вскоре после этого Цзян Ваньинь покинул Облачные Глубины, забирая с собой Цзинь Жулaня.              Лань Цзинъи спросил о состоянии своего друга, и Лань Ванцзи успокоил его, сообщив, что Сычжуй в порядке, просто немного переволновался.              Он уложил сына в постель и отправился на кухню за приготовленным супом, заметив, что А-Юань пропустил ужин.              Он вернулся как раз к тому моменту, когда его сын проснулся, будучи ещё более тихим, чем когда-либо.              - Сычжуй, ужин, - он протянул ему тарелку супа, наблюдая, как загорелись его глаза.              - Отец, это… это…!              - Мгм.              - Ма-Бабе это очень нравилось!              - Я знаю, - он кивнул, после чего немного заколебался, начиная говорить. – Сычжуй, ты хочешь, чтобы Чэньцин вернулась?              - Хочу, - его глаза тут же вспыхнули. – Конечно, я хочу!              - Но…?              - Но я… Глава клана Цзян, он… Я в противоречии. Ма… То есть, баба любил его, как младшего брата, поэтому не возражал бы, если бы Чэньцин была у него, но каждый раз, когда я его вижу, я вспоминаю, как он проткнул бабу мечом! – крупные слёзы стали пaдать в почти опустевшую тарелку, и Лань Ванцзи отодвинул суп, нежно погладив сына.              - Всё будет хорошо. Это займёт время, но я уверен, что всё будет хорошо.              - А если нет?              - Он тоже страдает.              - Это не ответ, - с едва выдавленной улыбкой ответил Сычжуй.              - Мгм. Цзян Ваньинь многое потерял. У него это займёт больше времени, чем у других.              - Я всё равно его не прощу.              - Но разве не будет лучше, если ты простишь его, Сычжуй?              - Почему?              - Я не говорю, что ты должен забыть обо всём, что он сделал, но разве ненависть не изнуряет тебя?              Молчание было достаточным ответом.              - Поэтому я хочу, чтобы ты отпустил прошлое. Никогда не забывай о том, что произошло, и используй этот опыт, чтобы улучшить себя. Мы уже говорили об этом.              - Я помню. Но это трудно.              - Я верю, что ты можешь сделать всё что угодно, если постараешься.              Лань Сычжуй уставился на него, прежде чем разразиться хихиканьем.              - Отец, звучит так глупо!              Уши Лань Ванцзи покраснели.              ………………………              После того, как его сын вернулся в свою комнату, Лань Ванцзи вернулся на кухню, чтобы помыть посуду. К тому моменту, как он закончил, близился комендантский час, и он направился в Цзинши.              И услышал шёпот.              «Скорее всего, какие-нибудь ученики, пытающиеся улизнуть» - подумав об этом, он направился к ним, дабы напомнить о комендантском часе. Однако оказалось, что это всего-лишь несколько Старейшин, и он вздохнул, поворачиваясь, чтобы уйти.
Почему Второй Господин всё равно любит Старейшину Илин?              Лань Ванцзи замер.              - Да… это кажется странным. Даже с тем, что наш клан влюбляется лишь единожды и навсегда, сначала мы узнаём человека. Второй Господин же общался со Старейшиной Илин всего шесть месяцев или около того.              Один из Старейшин ахнул.              - Думаешь, он влюбился в Старейшину Илин оттого, что тот олицетворял всё то, чем он не был? Противоположности притягиваются.              - Всего-то? Настолько поверхностно?              - Возможно. Никогда не знаешь наверняка.              - Всё равно странно. С чего бы ему любить кого-то, кто был практически незнакомцем?              - Я не знаю.              Они ушли, оставив Лань Ванцзи с бушующими эмоциями и беспокойным сердцем.              «Почему он любит Вэй Ина?» - повторялся вопрос Старейшины в его голове весь путь до Цинши. – «Старейшины, вероятно, никогда не поняли бы этого».              Было много причин, по которым он любил его.              Он любил Вэй Ина… потому что тот заставлял его почувствовать многое в первый раз. Он любил Вэй Ина, потому что того не отпугнула, как всех остальных, его холодная манера общения. Он любил Вэй Ина, потому что ему нравилось находиться в его компании. Он любил Вэй Ина, потому что рядом с Вэй Ином Лань Ванцзи чувствовал себя… цельным. Завершённым. Словно недостающая часть его самого была найдена.              …Возможно… Возможно, сначала Лань Ванцзи влюбился в то, что собой олицетворял Вэй Ин: свободу.              В конце концов, ни один человек, из встреченных им, не интриговал его так, как Вэй Ин.              «Но… В то время я был одновременно взволнован и напуган мыслью о том, что кто-то может быть настолько свободен, насколько хотелось бы мне. Это был мой идеал. Человек, представлявший полную противоположность меня».              «Когда появился Вэй Ин, он соответствовал этому идеалу, на протяжении всей нашей учёбы продолжал соответствовать всеми возможными способами. И чем дольше это продолжалось, тем сильнее я влюблялся. Но…»              «Но постепенно я разочаровывался. Особенно во время соревнований по стрельбе из лука. Наверное, потому, что я был уверен, что большее невозможно. Что Вэй Ин навсегда останется идеалом, на который я мог бы только смотреть издалека. Что он никогда не ответит на эти чувства взаимностью».              «В пещере Черепахи Губительницы… я… мельком мне довелось увидеть, кем он был за всеми этими улыбками и поддразнивающим поведением. И всё. Лишь взгляд мельком».              «Когда… когда он вернулся после этих долгих трёх месяцев, я посчитал это неправильным. Такой жизнерадостный и яркий человек так сильно изменился. И мне… мне это не понравилось. Но люди меняются. Тогдашний я должен был это понять. Но не понял. Моё беспокойство ослепляло меня, не давало следить за действиями и словами, которые я употреблял».              «Потребовалось окончание войны и несколько недель тишины и покоя, чтобы я переосмыслил свои действия и попытался снова. Попытался укрепить свои чувства. Попытался понять, почему заходил так далеко ради него. И… я понял… что это потому, что я научился принимать его недостатки. Научился принимать то, что он куда больше, чем мой идеал. Стал видеть его таковым, каким он был. Бескорыстный, добрый. Умный и довольно самоотверженный идиот».              «Чем больше я проводил с ним времени – то немногое, что мог урвать для себя – тем больше чувствовал себя с ним как дома, с ним одним из всего мира. Хотел узнать о нём больше, понять, почему он пошёл по тёмному пути, почему отклонил мою просьбу уйти со мной».              «…Но у меня так и не появилось возможности понять его».              Лань Ванцзи переоделся в свою спальную одежду.              «На этот раз… когда и если он вернётся… Я расскажу ему всё. И никогда больше не допущу, чтобы между нами возникло ещё одно недоразумение».