Мармарис

Скажи, почему нас не любят?

Феликс просыпается к полудню и, с трудом оторвав голову от подушки, присаживается на постели. Омега долго не мог уснуть, половину ночи он прокручивал в голове поцелуй, а вторую половину пытался о нем забыть. И все равно первое, о чем он думает, разлепив веки, — снова поцелуй. Феликс обхватывает ладонями голову и, подтянув колени к груди, прячется в сотканном им самим коконе, из которого, к сожалению, невозможно выставить свои же мысли. Ему нельзя возвращаться к этому поцелую, нельзя зацикливаться на том, что никогда не повторится, и терзать свою душу. Феликс уже это проходил, он придавал слишком много значения чужим словам и прикосновениям, дорисовывал мысленно продолжение, которого или не было, или которое кардинально отличалось от его воображения. Сейчас он слишком истощен, чтобы найти силы справиться с очередным разочарованием. Сейчас ему необходимо думать о будущем, о жизни, которая пока ничего хорошего не сулит.

Феликс не знает, почему он живет, чего он ждет, к чему стремится. Он так и не смог оформить этот базовый набор необходимых каждому человеку ценностей и стремлений, о которых бы вспоминал в сложные времена и, держась за которые, всплывал бы из пучины отчаяния. Феликс устал, пик этой усталости он и почувствовал тогда у себя дома, когда выстрелил в брата. Он выстрелил бы и в себя, если бы ему повезло, но пора бы уже выучить наизусть, что ему не везет. А ведь он был не таким, Феликс упустил момент, когда из веселого и жизнерадостного ребенка он превратился в того, кто боится жизни больше, чем смерти. Одно он осознал очень рано — самоубийцами не рождаются, ими становятся. Феликс до сих пор не может четко ответить на вопрос, почему он хотел умереть именно в ту ночь, хотя у него и до нее было сто причин за. Но если бы у него хоть кто-нибудь спросил, он бы ответил: потому что выживают только те, у кого есть надежда. У него ее нет. Жаль, что Феликсу этот вопрос не задавали, его спрашивали, почему он стрелял в Криса, ни разу не спросили, почему пытался убить себя. Не спросили, потому что люди убеждены, что убийца стреляет в себя, чтобы избежать наказания, обрести своеобразную свободу. Они правы частично, потому что Феликс хотел умереть, чтобы освободиться, но не от людского порицания или грозящего ему срока. Он вновь мечтает о свободе, хотя с момента пребывания в Мармарис он заметил, что о смерти не задумывался. Видимо, постоянные мысли о плане Хенджина, слабая надежда на побег занимали всю голову и ему было не до той, кто всегда рядом, но руку не протягивает. Феликс не сомневается, что даже если завтра случится чудо и жизнь обретет смысл, он не сможет ей насладиться, потому что он сломан. Как можно взрастить сад на почве, удобренной слезами? На психике, которая поломана? Он обуза, лишнее звено, тот, кто и другим жизнь омрачает. Феликс не может сделать кого-то счастливым, потому что он с этим чувством не знаком. Таким, как он, нет смысла быть, но он есть и все еще открывает глаза, делает вдох и смотрит на дверь. Феликс вновь повторяет ночной сценарий, он забивает голову чем угодно, даже размышлениями о смысле бытия, лишь бы не думать о поцелуе. Точнее о том, что он ему понравился. То короткое мгновенье в холодной воде, где внутри поднимался согревающий его огонь, невозможно забыть. Странная штука жизнь, что рядом с тем, от кого бы бежать, он почувствовал себя в безопасности, сам зашел за его спину, а в одной комнате с теми, кто его кровь и плоть, он словно посередине ледяной пустыни, где из каждого оврага на него смотрит дуло. Это был порыв, правильный момент, обоюдное желание, родившееся из-за располагающей обстановки, и ничего более. Хенджин де-факто правитель Мармариса, враг его народа, его похититель. В то же время Хенджин его истинный, его защитник и тот, кого он больше не боится. Феликса разрывает от противоречивых чувств, в нем идет непрекращающаяся борьба между желанием открыться и разумом, который его отговаривает.