Воронеж. Несколько недель назад…
Он не помнит, светило солнце или лил дождь в этот день, это неважно. Погода теперь вообще не так уж и важна. Да и какая разница, будь то жара, ветер или ливень — он уже не почувствует. Последнее, что он запомнил, так это холод земли, о которую ударился. А теперь он смотрит, как под этой самой холодной землёй скрывается деревянный гроб с его сломанным телом. Его сломанной жизнью.
Антон не слышит ничьих всхлипов, рыданий, слов, шёпотов, дыханий. Ничего не слышит, кроме лязга металлических лопат, режущих сырую землю. А ещё стук комков этой земли, ударяющихся о крышку гроба. Громко. Очень.
Фотографии на памятнике нет и не будет. А если и появится однажды, он на неё никогда не взглянет. Ни за что.
Антон не верит, что он мёртв. Этого не может быть, это сон.
Антон начинает сомневаться, когда не может заставить себя проснуться.
Антон всё ещё надеется, что Арсений снова поцелует его, и этот кошмар закончится.
Антон не просыпается. Кошмар оказывается явью. Кошмар только начинается.
Воронеж. Наши дни…
Скрежет вилки по тарелке вырывает парня из воспоминаний. Попов царапает прибором масляную поверхность, пытаясь поймать ускользающий кусочек яичницы. Шаст кладёт руки на стол перед собой, разглядывая на одной из них давно зажившее ранение. Перед глазами возникает образ Славика там, в подворотне с блестящим ножом. А потом этот Славка сменяется совсем другим: тем дядькой, во взгляде которого Антон видел сегодня что-то, чего эта чёрная пропитая насквозь душа содержать в себе не имеет права. Но себе парень не признается в том, что догадывается, что это может быть. Он ещё подумает.
Арсений всё же ловит непослушный кусочек, закидывает его в рот и глотает, практически не жуя. Мужчина встаёт из-за стола и небрежно со звоном отставляет посуду в раковину, а сам уверенно идёт в сторону брошенного вчера пакета с продуктами. Антон с интересом наблюдает за ним, не вставая с места. К несквику так никто и не притронулся.
