Домовенок "Тоша"

6

       Время летело неумолимо быстро. Один день сменялся другим, недели, месяцы пролетали один за другим. Офис Арсения перенесли в другое место, работа возобновилась и кипела, не оставляя времени на глупые мысли и воспоминания. Антон всё так же тихо сидел по ночам на кровати брюнета и тихонько вздыхал, наблюдая за спящим мужчиной, так и не найдя ни сил, ни смелости признаться ему в том, что по уши влюблён, и каждый раз сходит с ума от него, когда находятся рядом.       Попов был очень добр к своему домовёнку. Он не ругался и не кричал на него. Когда Шаст случайно разбил его любимую кружку, или когда ночью в темноте Антоша перевернул на кухне табуретку, не удержав равновесия, запутался в собственных ногах, споткнулся о ту самую табуретку и с высоты собственного двухметрового роста грохнулся на пол. При этом он умудрился схватиться за край стола, потянув за скатерть, стащить её и всё, что стояло на столе, с грохотом и звоном посыпалось на пол. Естественно шум, перебудил всех жителей квартиры. Первым на кухню забежал Арсений. Он, не включая свет, бросился к Антону, проверяя, цел ли его безобразник, нет ли каких серьезных повреждений, порезов, переломов. Но Шастун на удивление отделался всего лишь небольшими ушибами и синяками.        — Господи! Какой же ты, Шаст, неуклюжий! — Арсений уселся на полу рядом с Антоном и обнял его, прижимая крепко к своей груди. — Ты постарайся, пожалуйста, ходить осторожнее, не сшибая мебель на своём пути, ок? — брюнет повернулся и посмотрел на вошедшую в кухню маму, которая проснулась от грохота и пришла посмотреть, что за шум. Но Арсений успокоил её, сказав, что всё нормально, она может идти спать, и пообещал, что сам убьет весь бардак.       Шаст сидел среди осколков и перевернутой кухонной мебели в объятиях брюнета и, наверное, даже не дышал. Он прекрасно осознавал, что надо бы уже отклеиться от мужчины и помочь ему, убрать весь этот бардак, что он натворил. Но в глубине души, ему совсем не хотелось отпускать Попова из своих объятий, поэтому парень только крепче прижимался к мужчине своим худощавым телом, обхватив руками за плечи. Его сердцебиение участилось, а дыхание было прерывистым. Антон вдыхал знакомый запах мужчины, такой родной и такой невероятно любимый. Но Арсений через какое-то время отстранился, щелкнув Шастуна по кончику носа пальцем, улыбнулся:        — Ну всё, давай-ка, дружочек, порядок тут с тобой наведем. А то смотри, какой ты бардак на кухне устроил, «поросёнок», ты у меня такой несуразный, прямо ходячая катастрофа…       Арс сам не понял, зачем это сделал, как так получилось. Наверное, само собой вышло. Но когда он поднимался на ноги, то протянул руку Антона, чтобы помочь ему встать и, непроизвольно притянув его ближе к себе, прикоснулся своими теплыми губами, к холодным, потрескавшимся губам мальчишки, замер. Их взгляды встретились, и они застыли на какое-то мгновение, сами не осознавая того, что происходило в тот самый момент. Антон отмер первый, почувствовав, как Арс крепко ухватив за запястье, с силой потянул его на себя, помогая подняться. В тот момент, когда парень уже встал на ноги и практически выпрямился, мужчина прижал его к себе, и прикоснулся своими губами к его. У Шастуна сердце ухнуло и камнем упало куда-то в район желудка. Ему хотелось кричать, прыгать и махать своими длинными руками, но воздуха в лёгких катастрофически не хватало, тело было будто парализовано, а глаза от удивления и неожиданности готовы были вылезти из собственных орбит.        — А… Антон… Антон, я… Тош! Я всё могу объяснить, пожалуйста. Не пугайся, это не то, что ты подумал… — затараторил перепуганный Арсений, увидев переменчиво — развивающиеся эмоции на лице домовенка, не отпуская его и не разрывая зрительного контакта. Арс по-прежнему стоял, прижимая парня. Его грудная клетка быстро вздымалась, а сердце выпрыгивало и, кажется, вот-вот переломает все рёбра и вырвется наружу.       — Я это… Тош… Я не гей, ты не подумай, я это не специально, я просто… Сам не знаю, как так получилось… — Арсений продолжал шептать какие-то бессвязные фразы в свое оправдание, пытаясь успокоить парня.        — Ну и дурак ты, Арс! — Шастун с силой оттолкнул мужчину, обнимающего его, и, не рассчитав, наверное, переборщил, потому что Попов не удержался и слёту вписался о дверной косяк, приложившись так не хило затылком о деревянную поверхность.       — Ты что! Придурок что ли?! Я же… Ты же мог убить меня. Зачем так толкаться-то? — Арс скатился спиной по деревянному косяку и сел на пол, закрыв ладонями лицо. — Блять! Я опять всё испортил! Прости! Я не знаю, что со мной… Меня к тебе тянет и то, что я сделал, было непроизвольно, всё получилось, как-то само собой, понимаешь, Тош. Пожалуйста, только не исчезай на этот раз, не пропадай, я не смогу без тебя, если ты опять пропадешь…       — Да я как-то и не собирался… Я не собирался исчезать… Я растерялся, не ожидал… — Шастун подошёл к сидящему на полу мужчине, опустился на колени и, взяв Арсения за запястье, убрал руки от его лица. Попов сидел, не поднимая глаз, буравя взглядом свои колени.       — Арс! Арс, послушай, я давно хотел тебе сказать… — Антон прикоснулся двумя пальцами его подбородка, заставляя тем самым посмотреть Арсения себе в глаза. — Арс! — Антон приблизил к нему свое лицо, между ними оставалось всего несколько миллиметров. Он утопал в океане голубых всплесков, тая как воск, от огня. Прикрыв глаза, Шастун прикоснулся губами горячих губ напротив и, затаив дыхание, замер на несколько мгновений. Арсений не отстранился, не отвернулся в другую сторону и не разрывал их недопоцелуй. Парень не знал, что ему делать дальше: то ли отстраниться, то ли продолжать начатое. С одной стороны, ему очень давно хотелось поцеловать Арсения, попробовать на вкус его губы, но с другой ему было очень страшно, он не знал, какую реакцию это вызовет у Попова. Ведь он мужчина, и при всём этом ещё вдобавок даже не человек, а всего-то навсего какой-то там домовой, несуществующий фантом, в которого люди, ну большинство людей, даже и не верят. Да, конечно, он-то знал, что он настоящий, самый что ни на есть настоящий, и он, Антон Шастун, самый существующей домовой, влюблённый по самые свои лопоухие уши в Арсения Попова.       Но, видимо, судьба решила улыбнуться Шастуну, и так получилось, что Попов сам неосознанно сделал первый шаг и поцеловал Антошку, который теперь стоял перед ним на коленях и несмело целовал любимого мужчину. Сначала он лишь слегка касался губами. Потом провёл кончиком языка по верхней губе Арсения, забрал в плен нижнюю губу, слегка посасывая.       Арсений отмер, понимая, что происходит. Приоткрыв своим языком рот парня, протиснулся вовнутрь, пробежался по верхнему небу, обвел ряд ровных, белоснежных зубов с тихим стоном выдохнул ему в рот, углубляя поцелуй. Сначала это был несмелый, лёгкий поцелуй, который медленно перерастал в более напористый, более уверенный и страстный.       Арсений обнимал Антона. Его руки скользили по спине, опускаясь ниже, пальцы сжимали поясницу, оставляя на бледной коже парня красные следы. Они наслаждались друг другом, задыхаясь от нехватки воздуха, растворяясь в ночном полумраке. Брюнет скользил пальцами по оголённому участку поясницы, забираясь руками глубже под толстовку, поглаживая худощавую спину мальчишки, прижимая его к себе сильнее. Они утопали в горячих поцелуях, стараясь не думать, а что же будет дальше, как они потом будут смотреть друг другу в глаза.       Ночь рано или поздно закончится, настанет утро, и вместе с ним придет осознание того, что это неправильно, неестественно, что так не должно быть. Он-парень, да ещё и домовой. Антон даже не человек. Они не могут быть вместе. Как бы Попов не старался не думать об этом, как бы тщательно не гнал эти мысли прочь из своей головы, но факт оставался фактом, и мужчина ничего не мог с этим поделать. Арсений первый разорвал поцелуй, немного отстраняясь, и посмотрел своему домовенку в глаза. В них плескалось столько эмоций: страсть, желание, возбуждение, наверное, ещё немного обиды и разочарования. Попов провел большим пальцем по пухлым губам Антона и прижал его голову к своей груди, закапываясь пальцами в копну светлых волос.        — Прости, Тош, прости. Я так не могу. Мы не можем быть вместе, ты же понимаешь, что это неправильно… — на кухне повисла тишина, воздух казался тяжёлым, сжатым и горячим. Каждый в этот момент думал о чём-то своём, переваривая всё случившееся.       О чём думал Антон, Попов не знал. Но брюнет был не дурак и, несмотря на то, что Шаст был далеко не глупый мальчик и как мог старался скрыть свои чувства к мужчине, но Арсений видел эти недовзгляды, недосказанные слова. Не нужно быть ясновидящим, чтобы прочитать в зелёном омуте глаз домовенка всю эту привязанность, преданность и, конечно, же хорошо скрываемую любовь к нему. И Арсений всё видел, понимали даже в глубине души чувствовал то же самое, хоть и не хотел никак признавать этого.       — Арс, я давно хотел сказать… — Антон стал покрывать шею, скулы и щеки мужчины беспорядочными, быстрыми поцелуями. Он целовал, не задумываясь, как будто торопился успеть, успеть как можно быстрее и больше зацеловать лицо мужчины. Складывалось впечатление, что тот сейчас вот-вот убежит и мальчишка не успеет перецеловать все его родинки на щеке, шее, плече. Он то опускался к подбородку, скользя вниз язычком по отросшей щетине, прикусывая тонкую кожу шеи, перемещаясь быстро и неуверено. То поднимался вверх, выцеловывая его щеки, нос, глаза, и снова возвращаясь к горячим губам брюнета, ища там ответного поцелуя, хоть капельку ещё тепла, нежности и ласки.       Но брюнет отстранился, отворачивая голову в сторону, тем самым убирая губы от возможного поцелуя. Он взял Антона руками за плечи и, отодвинув его немного от себя, заглянул к нему в глаза, пытаясь понять реакцию мальчика на его такие не совсем приятные действия. Попов сам уже был давно изрядно возбужден, и его стояк напоминал ему болезненным тянущим узлом внизу живота о том, что нужно немедленно остановиться, прекратить эти мучительные и в тоже время сладостные, такие желанные ласки. Попов осознавал, что если он сейчас же не остановится и не уйдет от мальчишки, то трахнет его прямо тут, на этой долбанной кухне. Плевать ему на всё. На то, что они оба парни, что это вообще-то неправильно, на то, что Антон даже не парень, не человек, а вообще как бы домовой, и это уже вообще-то не то чтобы неправильно, это из ряда вон исходящее… Арс хотел его. Он сгорал от желания. Его сущность раздвоившись, боролась между двумя необъяснимыми чувствами и желаниями. Одно — целовать мальчишку, целовать всего, так, чтобы воздух искрился и вспыхивал от пламени возбуждения и страсти, чтобы он не смог дышать от наслаждений и вожделения. А другая сторона заставляла его одуматься, остановиться и уйти, отвергнуть чувства Антона, а значит разбить сердце бедному, влюблённому домовенку, но тем самым, спасти себя, не позволить ввязаться в сомнительный флирт, поставить под сомнение свою репутацию и выглядеть посмешищем в обществе.       Да, именно так в тот момент думал Попов. И именно тогда он был совершенно уверен, что прав, что поступает правильно, но в глубине души что-то ему подсказывало, что он об этом ещё очень сильно пожалеет.       Арсений отстранился от парнишки и поднялся на ноги, потирая виски двумя пальцами.        — Послушай, Антон. — произнес мужчина строгим и серьезным голосом, поворачиваясь к домовенку спиной и отходя к окну. Его голос слегка дрожал, слова давались с огромным трудом. Арсений попытался взять себя в руки, совладав с собой, скрыть свою неуверенность и тревогу, поэтому стал говорить более спокойным голосом. Он понимал, что делает очень больно Шастуну, практически разбивает ему сердце, но выбора у него не было. Мужчине было очень жаль парнишку. Но он понятия не имел, что сулит им эта связь. Чем она обернется, как к этому отнесутся окружающие… Его семья… Его друзья.       — Тоша, меня пойми… Ты хороший, милый… И мне очень нравишься, но… — Голос Арсения дрогнул, и он уперся своим широким лбом в холодное, оконное стекло. — Но… — Арсений прикрыл глаза.       — Но? Но ты такой же парень, как и я? Что «но»? Сейчас будешь мне рассказывать, что это неправильно, неестественно, что я не человек, что у нас с тобой ничего не получится… — голос Антона звучал тихо, но уверенно. В нём были нотки отчаяния, обиды, непонимания и злости. — Вот только не надо меня учить, что мне делать, как жить, кого мне можно любить, а кого нет. Я уже взрослый и сам решу, как мне поступать… — мальчик тоже поднялся на ноги и подошел к мужчине, прожигая его затылок своим взглядом. — Арс! Я люблю тебя! Я очень тебя люблю, слышишь, я хочу быть всегда рядом только с тобой, я не могу так! — от отчаяния Антон перешел на крик. Теперь парень всхлипывал, растеряв всё самообладание, уверенность и понимание того, что его вот-вот сейчас бросят, что любимый человек вот-вот его отвергнет, хотя, он уже по сути его отверг, он отдалился, отвернулся от него, выглядел холодным, неприступным камнем. — Я… Я безумно люблю тебя. Я готов отдать свою жизнь за тебя и за то, чтобы всегда быть рядом с тобой. Я не могу без тебя Арс, слышишь… — Шастун уже кричал, его голос ударялся звенящим эхом о стенки кухни. — Я люблю тебя! Я без тебя не смогу, я просто без тебя умру! — парень сделал еще один шаг, прижимаясь к спине мужчины обнимая его руками за талию. Шастун положил голову на плечо Попову, из его изумрудных глаз текли слезы. Самые настоящие, человеческие слезы, стекая по бледным щекам, оставляя мокрые, блестящие дорожки. — Арс! Пожалуйста, не прогоняй меня, не отвергай, умоляю! Пожалуйста… Я так сильно тебя люблю! — мальчишка сильнее прижимался к широкой сильной спине Арсения, шепча уже в сотый раз слова признания, глотая горькие слёзы. Комок боли и обиды застрял в горле. Он не мог понять, что же он сделал не так, в чём Антон провинился. Почему этот прекраснейший мужчина сейчас злится и отвергает. Ведь только что, вот совсем недавно всё было так хорошо и прекрасно. Антон несколько минут назад порхал на седьмом небе от счастья в объятиях Арсения, таял и млел от возбуждения и страсти, утопая в его поцелуях, наслаждаясь и радуясь, а что теперь? Теперь мужчина стоял, повернувшись к нему спиной, нахмурив брови. Попов молчал, но лучше бы он молчал и дальше, потому что-то, что Антон услышал потом он не забудет уже больше никогда. Это было настолько больно и обидно, что сердце бедного домовёнка, не выдержав этой боли, готово было разорваться на тысячу малюсеньких кусочков и разлететься на тысячу миллиардов частиц.       — Антон! Послушай меня! Ты должен меня забыть, у нас с тобой ничего нет, не было, и никогда не будет…        — Нет! Арс, нет! Не говори так, я… Я люблю тебя, Арс, я очень люблю тебя…       — А я тебя-нет… — сказал Арсений тихо, но твердо, отталкивая мальчика от себя. — А я тебя-нет! Я тебя не люблю, никогда не любил. Ты мне не нужен, слышишь, уходи, ты мне не нужен, убирайся… — уже чуть повысив голос, прохрипел Арсений, проклиная себя за эти сказанные в адрес Антона слова.       — Уходи! Пожалуйста, я больше никогда не хочу тебя видеть. Убирайся вон! Пошел вон, Шаст! — уже орал Попов, почти в полный голос, перебудив всех в квартире.       На крик в кухню выскочила перепуганная мама, на ходу запахивая тонкий, шелковый халат и подвязывая пояс. Она проснулась от шума и крика на кухне, но, услышав голос сына, сначала остановилась и не решилась войти. Она слышала весь их разговор, практически от начала до конца, поэтому замерла в коридоре в дверях, не решаясь войти на кухню.       — Уходи! Пожалуйста, Антон, прошу. Не испытывай судьбу… — уже чуть тише сказал брюнет, смотря в сверкающие, зелёные глаза, которые были наполнены влагой и болью.       Ничего не ответив, Шастун сделал шаг назад, посмотрел с сожалением по сторонам, и, подняв взгляд заметил, что мужчина, стоящий напротив него, держался уже из последних сил. Он готов был и сам разреветься, как маленький ребёнок. Его глаза наполнились слезами, а нижняя губа нежно подрагивала.       — Да какого чёрта! — Шастун швырнул в Арсения брелком «домовёнком», за малым не
зарядив ему безделушкой в голову. Парень развернулся на пятках и направился к выходу, медленно растворяясь в темноте. Когда уже оставалось лишь лёгкая дымка, Антон развернулся, видны были лишь лёгкие очертания его губ и глаз.        — Не ищи меня! И прости за всё… Прощай, Арс! Я люблю тебя… — с сожалением произнес мальчишка и полностью растворился в темноте.