11

628 31 3
                                    

       Дмитрий вернулся спустя несколько минут после ухода Попова из его квартиры. Шастун сидел на полу, обхватив колени руками, и немного раскачивался в зад, вперед. Его глаза были пусты, лишь пелена слез застилала их. По щекам Антона текли слёзы, он лишь беззвучно всхлипывал, смотря в одну точку перед собой.       — Тош! У тебя всё нормально? — Дима подошёл к парню и положил руку ему на плечо. Шастун вздрогнул и чуть повернул голову в сторону Позова.       — Дим! Он ушёл! Я его прогнал… Я мог всё исправить, я мог его вернуть, мог быть с ним, но я всё испортил, понимаешь, Дим, я всё испортил, всё испортил… — Шастун всхлипывал, обнимая себя руками, он не понимал, почему оттолкнул Арса, почему не вернулся к нему, ведь тот искренне пришёл к нему, признался, что любит… Так почему же Антон так поступил… Парень поднял глаза к потолку и снова опустил их в пол; Дима видел этот потерянный взгляд. Он видел растерянность домовенка, но не мог ничего сделать, не знал, чем и как помочь ему в данной ситуации.       — Антош, поднимайся, давай же вставай, мы что-нибудь придумаем, обязательно придумаем. Вот увидишь, всё наладится, всё будет хорошо, ты мне веришь, всё будет хорошо… — Дима гладил Антона по голове, шепча ему, пытаясь его успокоить.       — Нет, Дим, уже не будет, ты же знаешь, что уже ничего не наладится. Я так люблю его, и я такой идиот, Дим, я мог быть счастлив с ним, но я всё послал к чертям, я всё разрушил собственными руками. — Парень тяжело вздохнул и поднялся на ноги. Он достал сигарету из пачки и, прикурив её, подошёл к окну. Открыв створку, Шаст сделал глубокую затяжку, и выдохнул дым в окно.        — Дим, я ухожу! Прости, и спасибо тебе за всё… Мне нужно всё обдумать и переварить, может быть, когда-нибудь мы еще увидимся…       Отговаривать и переубеждать, было, конечно, бесполезно, и Позов это понимал, но попытаться остановить парня, он всё равно попробовал, хоть и безуспешно. После долгих разговоров и убеждений, после всех приведенных аргументов, Шастун всё равно не изменил своего решения. Конечно, он мог воспользоваться своей способностью стать невидимым и просто исчезнуть, но домовёнок очень ценил дружбу с Дмитрием, он был ему благодарен за помощь, поддержку, да за всё, что Дима для него сделал за последние месяцы, а сделал он немало. Антону очень не хотелось уходить, да и идти ему особо было некуда, но и оставаться в этом доме он больше не мог. В голове крутились картинки последнего разговора с Поповым, было очень тяжело, но решение было принято и обратного пути нет.
<center>       Когда-то очень давно, когда Паша был еще совсем маленьким мальчиком, он мечтал быть богатым и знаменитым, он мечтал, что будет иметь свой собственный дом, жену — красавицу, машину, крутую и навороченную. Он мечтал, что его будут показывать по телевизору, и он станет самым известным. И да, Паша стремился, старался, делал всё, чтобы воплотить свою мечту в жизнь.        Павел Воля приехал с родителями из Пензы, когда ему исполнилось шестнадцать, закончил школу, поступил в институт, и по невероятной счастливой случайности попал на телевидение. Его родители не были богаты, поэтому приобрели для начала квартиру в доме, где жили Попов и Позов, то есть Арсений и Дмитрий, живут там и сейчас, а вот Павел как и мечтал, стал знаменитым стендапером, вёл множество программ на канале ТНТ целый день, с самого утра и до поздней ночи вкалывал, чтобы добиться успеха. Так он познакомился с Гариком, и они неплохо сработались. Харламов уважал Волю и во всём его поддерживал, ему было интересно работать с ним в паре. Многие годы они выступали бок о бок и в конечном итоге очень сблизились, став друг для друга чем-то больше, чем просто друзьями; это стало даже больше братство, чем дружба, они проводили вместе всё свободное время, ездили летом отдыхать на море по различным курортам. Днём они выкладывались по полной на съемках, а по ночам ходили по разным ночным клубам и зависали там до самого утра. Как они считали, молодость, она на то и дана, чтобы гулять, веселиться и получать от жизни удовольствие.       Но молодость была не вечна, ближе к тридцати парни поостыли. Они уже заработали свои миллионы, получили большой жизненный опыт, славу, и стали более чем известными личностями. Ребята решили открыть свой клуб и осесть. Недолго думая, Паша выкупил один из небольших клубов для неформалов, его нисколько не смущало, что это был малоизвестный клуб для геев, и предложил Харламову развить свой собственный бизнес, раскрутить этот мини-клуб и превратить его в огромный танцевально — эротический центр.       Конечно, не все мечты сбываются, и не всегда всё задуманное получается сразу воплотить в реальность. Были и взлёты, и падения. Парни внесли немалую сумму, для расширения и реставрации бывшего гей-клуба «Бусинка», чтобы он через несколько лет превратился в самый знаменитый клуб под названием «Вавилон». Это было восхитительное перевоплощение. Два зала с огромным танцполом, комнаты отдыха, улучшенная светомузыка, VIP-комнаты. Каждый раз Паша придумывал и дополнял что-то новое, и Гарик всегда его и во всём поддерживал; первая радость, первые клиенты, первые успешные выступления стриптизеров. С годами клуб набирал обороты, приобретал постоянных посетителей и в конце концов стал самым успешным и самым знаменитым клубом в городе.       Дальше было больше. Паша стал больше времени проводить в Вавилоне, всё меньше появлялся на экранах телевизора, и со временем совсем ушел с ТНТ, полностью погрузившись в рутину клубной жизни. Он чувствовал себя там величавый Царем и Богом. Алкоголь, наркотики вскружили ему голову, и казалось, что это именно то, к чему он стремился… Харламов не всегда разделял его мнение, но по большей части помалкивал. Он питал к Паше далеко уже не дружеские и конечно не братские чувства, но несмотря на то, что они были вместе уже столько лет и сейчас вместе руководили гей-клубом, Гарик ни разу не посмел не то чтобы сказать, даже намекнуть на свои чувства к Паше, но и всячески пытался показать свою натуральность и подчеркнуть гомофобность. Он следовал за ним, он был предан ему, но всегда оставался в тени.       Как это было не странно и не обидно, но основным хозяином клуба Вавилон, конечно же, являлся Воля. А Харламов почему-то постепенно по стечению обстоятельств, медленно, но уверенно переплыл на роль его телохранителя. Харламов сильно и не сопротивлялся тем самым обстоятельствам, он соглашался со всем, что делал и говорил Паша, он тихо делал шаг назад, только бы угодить Воле. Только бы просто быть рядом, просто находиться где-то возле него. Пусть в тени, пусть в такой маленькой роли телохранителя, но рядом с любимым человеком. Пусть даже эта любовь будет односторонней, не взаимной, Гарик всё равно всегда надеялся и верил, что однажды Паша его заметит, увидит в нём не только друга, брата, телохранителя на худой конец, но и человека, который его любит, и, может быть, когда-нибудьответит взаимностью.       Но время шло, и ничего не менялось. Паша всё больше времени проводил на балконе, наблюдая за танцполом, или в VIP-комнате с молодыми стриптизёрами, оставляя Харламова за дверью, охранять его неприкосновенную персону и следить за тем, чтобы их никто не побеспокоил. <center>***
      Паша, всё реже появлялся в своей старой квартире, он уже давно обзавелся прекрасным, большим домом, и по сути эта двушка в трущобе ему была совершенно не нужна. Раньше, когда он там жил с мамой и только мечтал о славе и богатстве, эта квартира ему казалась прекрасной и уютной, но тогда он был еще очень юн и глуп.       А теперь у него есть всё, всё, о чём он мечтал, к чему стремился, и эта квартира, по сути, ему уже была совершенно не нужна. Но даже после смерти мамы он так и не смог ее продать, рука почему-то не поднималась. Первое время Паша её сдавал, сделав там ремонт, и пускал туда пары. За определенную сумму можно было воспользоваться комнатами на пару часов, а то и на всю ночь.        Но в деньгах парень не нуждался, имея всё необходимое, поэтому в сдаче квартиры не видел смысла. Всё-таки решившись однажды её продать, он уже договорился с покупателями, но те долго не продержались и, расторгнув контракт купли-продажи, вернули мужчине ключи от квартиры и деньги, сказали что квартира не чиста, и жить они там не будут. Паша посмеялся, но после нескольких сорванных сделок плюнул на это гиблое дело с продажей квартиры и оставил эту проблему до лучших времён. У парня было и так много забот с клубом и заниматься ерундой у него совсем не было времени. Осталась пустовать двушка без хозяина и присмотра. Нет, конечно, Воля иногда приезжал туда, правда очень редко, но его тянуло туда, где ему всё напоминало его юность, его маму. Он даже нанял женщину, которая приходила пару раз в неделю, чтобы убрать и привести помещение в более-менее приличное состояние. Женщина оказалась очень ответственной и аккуратной, в любой день, когда бы Паша ни приехал, в квартире был всегда порядок, пыли нигде не было, помещение было проверетно и можно было воспользоваться квартирой в любой момент по своей надобности, в любое время суток.       Говорят, что душа умершего остается с нами, что она никуда не уходит и не покидает дом или квартиру, в которой она жили. Кто-то в это верит, а кто-то нет. Паша очень любил свою маму, и как бы то ни было, какую бы аморальную жизнь он сейчас не вёл, хотя сам он считал, что ничего аморального не делает… Он очень любил свою маму и очень за ней скучал. И где-то в глубине души он верил, что какая-то частичка её души осталась в их старой квартире. И теперь, после переезда он хоть и очень редко, но приезжал, пересматривал их старые фотоснимки, валялся на диване в зале и просто отдыхал.        Отдыхал от шумных компаний, ярких огней, громкой музыки, отдыхал от блестящих одежд, голых тел, от всего того, что его теперь окружало постоянно, от того, что ему очень нравилось, но то, от чего он в последнее время уставал. У него не было никаких серьезных, длительных отношений, лишь однодневки, временные парни и изредка девушки на одну ночь, он никого не любил. Его огромный дом был полон богатства, эксклюзива, в нём было всё, кроме домашнего тепла и уюта. В его доме не чувствовалось семейного тепла, лишь одиночество, холод стен и пустота. В старой квартире, напротив, несмотря на то, что в ней давно уже никто не жил, и сам Паша редко появлялся, и мама его давно уже отправилась в лучший мир, но всё же. Квартира от чего-то всё ещё сохранила тот домашний уют, то тепло, как в старые, добрые времена. И, наверное, поэтому, Павлу иногда нравилось проводить тут время в гордом одиночестве. А иногда он приезжал сюда с Гариком, они пили кофе, смотрели телевизор и просто болтали, как старые друзья, не касаясь тем, связанных с работой, с Вавилоном. Они в такие редкие моменты были просто друзьями, очень близкими и такими родными. И Харламов очень дорожил такими моментами, несмотря на то, что такое случалось крайне редко. Но кроме Гарика, Паша в эту квартиру от чего-то никого не водил. Это был единственный человек, который когда-либо переступал порог этого Святого Обителя, как считал сам Паша. Он и его первое время никогда не брал с собой, если ехал в свою старую квартиру. После не длительного периода сдачи и неудачной попытки продажи квартиры, многое изменилось. Некоторые произошедшие события сильно повлияли на Пашу и его отношение к этой квартире, после чего он перестал пускать туда кого-либо, но потом всё как-то случилось само собой.
***
      На улице шел дождь, небо было затянуто серыми тучами, и настроение парня соответствовало погоде. Уже начинало понемногу рассветать, и в клубе уже все начали расходиться по домам. Музыка стихла, световые, разноцветные огни перестали бегать по стенкам, по полу и потолку, ослепляя пьяных посетителей. Утро принесло с собой усталость, тяжесть и осознание того, что ночь закончилась, веселье подошло к концу, и впереди ждет тяжёлый день. Последние клиенты покинули комнаты отдыха, столики, некогда ломившиеся от выпивки и разнообразной кучи посуды, опустели, и всё вокруг казалось мрачным и унылым.       Павел вышел из своего кабинета на втором этаже, и пошёл по коридору к центральному балкону, в поисках своего товарища, чтобы отдать последние распоряжения и наконец-таки свалить отсюда поскорее домой и лечь спать. Голова трещала, и ноги совсем не хотели передвигаться. Видимо, от выпитого алкоголя, и принятого попутно кокса, Паша чувствовал слабость и страшную усталость. Ему совсем не хотелось заниматься текущими делами, решать какие-либо вопросы, и он оставил все текущие дела на следующий день, а почему бы и нет. У них в последние месяцы всё шло гладко, никаких проблем нет, все мелкие беспорядки и недоразумения решали прикормленные им местные «мусора», а самому Воле оставалось лишь только расслабляться и получать от жизни удовольствие, развлекаться на полную катушку, чем он, точнее они с Харламом и занимались.       Когда все посетители покинули заведение, и охрана закрыла все двери, Паша устало опустился на мягкий, кожаный диван.        — Гарик! Ты чем сегодня собираешься заниматься? — Паша облокотился на спинку дивана и прикрыл глаза, чувствуя, что вот еще немного, и его уже вырубит.       — Да не знаю, а что ты хотел? Я не против завалиться сейчас поспать, сил никаких нет, веришь, Паш, ног вообще не чувствую. — Гарик подошёл к дивану и сел рядом с другом. Он снял очки и положил их на стеклянный столик, стоящий рядом, и последовав примеру друга, тоже облокотился на спинку дивана, прикрывая глаза и вытягивая ноги.       — Да! Я тоже сейчас не отказался бы поспать! Слушай, может поехали ко мне? А то я сегодня перебрал и за руль уже не сяду! — Воля посмотрел на Харламова улыбнувшись. Он знал, что тот ему не сможет отказать, и даже несмотря на то, что тот тоже пил спиртное, всё равно довезет его до дома. Да и пил Гарик по сути очень мало. Так, пригубил немного коньяка, мужчина вообще скептически относился к спиртному, поэтому пил очень редко и мало. Даже при всём желании Павел не мог вспомнить, когда видел Харламова пьяным.       — Да без проблем, собирайся, я тебя довезу, а потом…       — Да ладно тебе, ты чего такой напряженный, расслабься, сейчас выпьем ещё понемногу и поедем, у меня тут ещё кокса осталось немного. — Воля засмеялся и достал бутылку с коньяком и, открыв её, стал пить прямо с горла. Выглядело это, откровенно говоря, не очень… Гарик никак не мог понять причины такого поведения своего друга. Он видел, что с ним что-то не так. Последнее время он вел себя как-то странно. Стал много пить, употреблял наркотики, хотя раньше никогда к ним не притрагивался, хотя и занимался распространением их в своём клубе. И хоть Харламов и был против того, чтобы в клубе употребляли и распространяли экстази и кокаин, но противостоять Паше не мог, а тот в свою очередь его всегда подначивал, типа: не дрейфь, мусора куплены, всё про плачено, и это же прибыльно и очень выгодно, когда клиенты под кайфом…       Но сам Воля наркотики не употреблял, он не был наркоманом, а тут Гарик стал замечать очень странные изменения в поведении Паши, и в конце-концов спалил его за непристойным занятием. Гарик случайно застал его, когда ворвался в кабинет за оставленными документами и увидел, как сидящий на коленях у очередного красавчика Паша нюхал белый порошок, а тот нагло его лапал, пользуюсь таким удачным моментом. Гарику было больно, обидно, но он вышел, забрав нужные документы, и ничего не сказал, решив, что поговорит с ним потом, когда тот будет в адекватном состоянии. Но потом ничего не получилось, попытка устроить ему нагоняй и вразумить сбившегося с пути друга разбилась в крах и привела лишь к скандалу и первой их серьёзной ссоре. С того времени прошла не одна неделя, но Гарик до сих пор помнил, как Паша кричал, что это вообще не его дело, что он сам будет решать, как ему жить и с кем спать, что он не наркоман, а просто немного расслабляется. Но Харламов знал, к чему ведут такие расслабления, и знал, что ничего хорошего от наркотиков не бывает, только проблемы и огромные неприятности. В тот день они очень сильно поругались, и Паша даже его выгнал из клуба, крича, что натуралам и гомофобам тут вообще не место, и что он ему больше не друг, раз не понимает его и не поддерживает. Ну потом хмель прошел, оставив лишь головную боль, чувство вины и стыда. Паша несколько дней не общался со своим «бывшим» другом, не в силах признать, что тот был прав и никак не мог собраться, чтобы извиниться. Вот только Гарик не смог долго злиться на своего «мудилу-друга», и они естественно помирились.       Помириться они, конечно, помирились, но проблема всё равно никуда не делась и не испарилась. Паша продолжал пить, нюхать кокс и тискать молодых стриптизеров, уединяться то с одним, то с другим в VIP-комнате. Конечно, Гарику это очень не нравилось, но потерять своего друга он не хотел и признаться, что любит его, боялся. Всё это время он усердно строил из себя натурала, и даже несмотря на то, что в данный момент у него не было девушки, никто не мог усомниться в его самой, что ни на есть натуральной натуральности. Многие даже считали, что он гомофоб, и удивлялись, их с Пашей дружбе, и то, что он вообще работает в Вавилоне. Гарик так старательно скрывал свои чувства к Павлу, пряча свою любовь глубоко в «заднице», что сам на какой-то момент поверил в то, что он натурал, хотя отношений с мужчиной у него никогда не было, и уж тем более сексом с себе подобными он не занимался. Хотя Волю он хотел, хотел и желал всеми фибрами, он мечтал о том, чтобы прикоснуться к его губам, прижать это худощавое, костлявое тело к себе. Спал и видел, как входит в его маленький, упругий зад, сжимая в своих крепких объятиях. Но это были только лишь мечты. Гарик знал, что ему мешало воплотить эти мечты в реальность. Он не был красивым, стройным стриптезером с упругим задом, как были те, которые трахались с его Пашей. Он стеснялся своего тела, стеснялся своих чувств. Он просто был идиотом.       И вот сейчас Паша снова сидел рядом с ним, он был в хлам пьян и просил его отвезти домой и остаться с ним, но Харламов не мог позволить своему другу продолжать принимать эту «белую дрянь» и не знал, как поступить лучше, чтобы всё не испортить.       — Паш! хватит уже, а! — Гарик выхватывает бутылку из рук Воли и ставит ее на пол. — Хватит пить, ты уже на ногах еле стоишь, поехали, я тебя домой отвезу, ляжешь, поспишь…       — Я, я, ик! Я не стою, я вообще-то сижу! — пьяно заявил Паша, размахивая руками, пытаясь вернуть алкоголь обратно, отняв его своего недотелохранителя. — Сейчас, вот только допью, и поедем! Гарик! Да не рычи ты, всё будет хорошо! Завтра понедельник, а значит, мы не работаем, клуб закрыт, и мы будем дрыхнуть целую вечность! — Паша икнул и оставил попытку дотянуться до коньяка. Мир вокруг Паши перешел в другую реальность. Он медленно кружился, отгораживая от него звуконепроницаемым барьером, и только мысль о том, что в таком состоянии наделать глупостей не получится точно, несказанно радовали Волю. Дрова. Вот так, оказывается значит быть «в дрова». Гарик подхватил с дивана недвижимую тушку Воли и попытался вытащить ее на улицу. На свежем воздухе прострация Паши отступает, позволяя мычать что-то про дом и минералочку.        — Харлам, может ну его на хуй! Я больше не могу, ноги не держит, можно вернуться в клуб, и остаться…       — Ты хочешь в клуб вернуться? Ну уж нет, дрыщ, хуй тебе, поехали, пьянь… Воля с отчаяньем вцепился в деревянную лавочку, стоящую возле дверей черного входа в клуб, среди деревьев, небольшого двора.       — Неееее… Ни… Никуда я не поеду, мне и тут неплохо, ветерок, свежий воздух, красотища… — пьяно бормотал Павел, переползая к холодной, металлической ограде.       — Отцепись от забора, пьянь. — Гарик уже разозлился не на шутку.       — Зачем? Мне и тут хорошо, никуда я не пойду.       — Паш, ну давай, забор отпусти, может ко мне? Слышишь, ты, дрыщ — алкоголик хренов, ко мне поедешь? Паша закивал и выпустил из крепкой хватки уже так излюбленный забор, но тут же повис на Харламове.       — Неси меня, мой преданный Харлайка! — как-то неудачно, не вовремя, произнес пьяный мужчина, увидев, перекосившееся лицо Гарика. Тот хорошенько встряхнул пьяную тушку, со злым шипением и потащил его в сторону своего автомобиля, хорошенько долбанув Пашу о дверцу машины, загрузил его вовнутрь на заднее сиденье.        — Ой, Гарик! Как же мне плохо. — Пашу обволокло дурнотой, и весь мир закрутился вокруг него бешеной каруселью.       — Слышь, дрыщёныш, блеванёшь в моей машине, я тебя прикончу и не посмотрю на то, что мы с тобой друзья, надеюсь, ты меня понял.— Прошипел Харламов, заводя машину и медленно выруливая на главную дорогу; на улице уже было темно, и на дороге машин особо не было, что очень радовало.        — Эх, Гарик, было бы чем блевать — то! Мой желудок пуст, не считая выпитого алкоголя. Подъехав к дому, Харламов без лишней нежности выволок его из машины, попутно, пару раз приложив о дверцу и прислонив к холодной двери подъезда, прижал своим телом, чтобы тот не съехал на пол. Он достал из кармана ключи.        — Ой, дверь такая холодненькая, как хорошо, — довольная улыбка растеклась по лицу Паши, заставив Гарика на миг застыть на месте, а потом отшатнулся в сторону.        — Слышишь, ты, дрыщ, блять, пьяный, свои пидорские замашки тут прекрати, а то спать тебя на коврике под дверью оставлю, понял?!        — Да ладно тебе, натурал, ты мой гомофобный, — засмеялся Паша. — Я говорю: дверь холодненькая, а ты о чём вообще подумал…        — Пошли уже, пьянь, и вообще, совсем я никакой не гомофоб, с чего ты это вообще взял?! Ты же мой друг, и мне плевать, какой ты ориентации и цвета. — Он оторвал бесцеремонно от земли сползающую на пятую точку Пашину тушку, предотвращая попытку сползти.        — Ой! Отпусти меня. Поставь, где взял!..        — Да блять, Паша, не дергайся, сука, тяжело же, ты хоть и костлявый, но тоже как бы не пушинка… —Гарик тащил Волю по ступенькам, тяжело пыхтя.       Лежа на плече у своего друга, да ещё перекинутый вниз головой, Паша почувствовал новый прилив тошноты, попытался приподняться и, потерпев неудачу снова брякнулся вниз, стукнувшись носом о спину несущего его мужчины. Воля вдруг заржал, истерически всхлипывая.        — Ну вот чего ты ржёшь, полудурок?! — поинтересовался пыхтевший тем временем Харламов.        — Да блять, дружбан, я сейчас, как грёбанная невеста, которую похитили прямо со свадьбы и теперь тащат на руках на ложе любви, в нашу первую брачную ночь… Может хоть поцелуешь…       — Заткнись придурок! А то я тебе сейчас такую, блять, брачную ночь устрою…        — Да щас — ка! Не дождёшься! — забрыкался Паша на плече мужчины, пытаясь вырваться и спуститься на землю, но безуспешно, так как его схватили худую тушку мертвой хваткой, крепко прижимая к себе.        — Да пусти, пусти меня немедленно, извращенец, ты мне вообще не интересен, кто тебе даст! Аааааа! Сука, не роняй меня, осторожнее, не мебель несёшь вообще-то.        — Ещё одно слово Паша, и я тебя точно уроню или выкину с балкона, ты достал меня.        — Ну что ты, обиделся? Ладно, ты меня очень даже интересуешь, я просто боялся, что, узнав об этом, ты пошлешь меня к чертям, и наша дружба рухнет. Ты же знаешь, как я дорожу нашей дружбой, но твоя грёбаная натуральность меня просто сводит с ума… Я, кажется, много болтаю, вот кто меня, блять, сейчас вообще за язык тянул, лучше бы молчал…       — Бляяя… Паша, ещё слово, и я за себя точно не отвечаю, молчи уже, заткнись…       — Ну всё, всё, молчу, не ёрничай ты уже, чего взбеленился, всё, молчу… — и Паша заткнулся, Гарик прислонил его к стене, подпирая и не давая стечь на пол. В голове после того как его пару раз уронили, у Паши реально наступил просвет, и ночевать в подъезде на коврике под дверью резко ему хотелось. Он в принципе и идти уже сам смог бы самостоятельно, но из вредности молчал. Ведь Гарик сам просил его заткнуться, вот и пусть теперь тащит. Он столько времени терпел, молчал, имитируя полное безразличие к своему другу. Столько ночей проводил с однодневками, менял партнёров, только бы удержаться и не сорваться, пристав к собственному гомофобно — натуральному другу, почти брату. И это было чертовски трудно. И вот теперь, когда Паша нажрался до свинячьих чертиков, его преданный друг тащит его на себе, в свою квартиру, и до утра будет рядом, до самого утра будет с ним один на один в пустой квартире. Замечтавшись, Воля не заметил, как его дотащили до квартиры и, снося косяки его несчастной, побитой, худощавой тушкой, внесли внутрь. Кинув на разложенный диван, Гарик тяжело вздохнул и уселся рядом.        — Вот, Павел Алексеевич, прибыли. Не обращай внимания, на пустоту моих хором… Я только пару дней, как переехал, вещи не успел ещё перевести, так что извиняй, у меня пока что один диван, и подушка с одеялом тоже в количестве одной штуки. Так что спать придется вместе. Сумка с вещами сиротливо стояли в углу комнаты, на окнах не было штор, и возле дивана стояли небольшие коробки, а на тумбочке стояли тюбики с кремом, битва, шампунь, и ещё кое — какая принадлежность для личной гигиены.        — Ты разденешься или тебе помочь? — Гарик порылся в своей сумке, достал оттуда полотенце и сменное белье, и обернулся на лежащие на диване тело Паши, который стойчески молчал.        — Да бляяяя! Ты что Паш, вообще что ли в хлам?! — Даже не дожидаясь ответа, Гарик вздохнул и стал стягивать с пьяного друга обувь, куртку и рубашку. Но вот когда дело дошло до брюк, Паша сжался, его тело напряглось, большие ладони легли на пряжку ремня, ловко расстёгивая её, а Воля трижды проклял себя за такую реакцию тела, которая моментально отреагировала волной возбуждения, на эти почти грубые прикосновения. Он так боялся разоблачения, что мгновенно вывернулся из тесных штанов, и свернувшись в позу эмбриона накрылся одеялом, пытаясь спрятать такую явную реакцию. Гарик подхватил с тумбочки гель для душа, шампунь и отправился в душ, забирая по пути полотенце и сменное белье.        — Сука! — Паша сжал рукой стоящий колом член. — Как же я буду спать рядом с тобой, братан, это же хуже каторги, бляяя! — Перевернувшись на живот, он подгрёб под себя подушку и натянул одеяло повыше. Решив, что единственный выход, это дождаться, когда Гарик уснёт, и пойти в ванную спустить пар, он отполз на другой край дивана, почувствовав, что тот прогнулся под тяжестью тела, улегшегося на него пришедшего с душа Харламова. Но тут же прикатился обратно к середине, от рывка одеяла, не успев полностью переместиться на другой край.       — Да ты офигел, Паш, ну что за наглость, а я чем укрываться по-твоему буду, а…       Паша молча передвинулся обратно на другой край дивана, скинув с себя одеяло, надеясь, что не замерзнет, и молясь про себя, чтобы возбуждение, так некстати настигнувшее его, прошло. Через некоторое время из-под головы Паши вырвали и подушку.        — Ой Пашка! Да ты что жмёшься, как девственница на первом свидании, не бойся, я тебя не съем! —засмеялся Гарик, но Паше было совсем не до смеха…        «Зато я тебя точно съем», — подумал про себя Воля, но вслух ничего не сказал.       Спустя некоторое время Паша понял, что реально замёрз, но в этом была и своя положительная сторона, так как возбуждение прошло. Дрожа от холода Паша не удержался и полез под тёплый бок Харламова, натянув на себя кусок одеяла. Гарик немного не ожидал такого хода событий и вздрогнул, но всё-таки потеснился, поворачиваясь к другу. Немного согревшись тело Паши, моментально отреагировало на это бурным восторгом, и Воля быстро перевернулся на спину, чтобы скрыть признаки этого возбуждения, и замер. Его нереально потряхивало, хотелось выть, лезть по стенке на потолок от отчаяния. Теперь Пашу возбуждало даже дыхание лежащего сзади его друга, которое щекотало его в затылок, и отправляло волны мурашек вдоль позвоночника. Мучительно хотелось прижаться ягодицами к его паху, и будь что будет. Паша так и лежал, дыша через раз, напряжённо боясь даже шевельнуться, но когда рука Гарика опустилась на его бедро, он кажется вздрогнул так, что пространство пошло волнами, разнося по комнате сгустки концентрированного желания. Воля пытался успокоиться, уверяя себя, что это всего лишь рука, что его друг спит, и во сне может руки положить куда угодно. Пришлось терпеть. «Вот в следующий раз буду думать, прежде чем столько пить», — мысленно ругал он себя, пытаясь успокоить дрожь в теле. Вот только сердце не подчинялось никаким успокоительным уговорам, бешено стуча, проламывая грудную клетку.

Домовенок &quot;Тоша&quot;Место, где живут истории. Откройте их для себя